Монах пожал плечами.

– Это делалось на случай осады при строительстве цитаделей около ста лет назад. Нынешние уже возводят без них: кто же в своём уме будет нападать на самый могущественный орден Европы в наш век? Разве что в следующем, – бегло протараторил Адхартах, широко осклабился и зачем-то подмигнул в конце.

Не давая рыцарю опомниться, монах схватил его и подтащил к месту, откуда сам ранее появился.

– Да вот, взгляните сами.

В углу, защищённом от случайных взглядов статуей, у самого основания стены виднелась чёрная дыра. Искусно сделанная дверца, имитирующая каменную кладку, была сдвинута вбок и открывала пространство, достаточное, чтобы протиснуться в лаз взрослому человеку. Тамплиер вернулся за свечой, затем заглянул внутрь и обнаружил, что узкий коридор расширяется, а конца ему не видно.

– Странно, – озадаченно пожал плечами Амори, – я часто провожу здесь время и не раз обегал взором каждый закоулок этой молельни, но и представить не мог, какой секрет она скрывает.

– Да-да, вот я и пришел по нему, чтобы тайно переговорить с вами о событиях, которые открылись вам в сегодняшних письмах.

– Откуда вам вообще известно содержание моих писем?

– Несколько дней назад я случайно оказался у ложа вашего умирающего отца. И узнав, что ваша сестра собирается отправить вам гонца, я немедленно отправился в вашу цитадель. Очевидно, что она просила вас о помощи из-за смертей вокруг вашего замка.

Затем тамплиер развернулся и уже внимательно посмотрел на ухмыляющегося монаха.

– Но всё же, кто вы такой и какой вы имеете отношение к смертям? И пусть вы объяснили способ вашего появления, но причина этой скрытности мне не вполне ясна. Любой может въехать в ворота и переговорить со мной. К чему эта пугающая таинственность?

Адхартах развалился на скамье у стены для молений, вытянул ноги и медленно скрестил руки на груди, предварительно осмотрев свои не блещущие чистотой пальцы. Закинув голову назад, он начал рассказ о себе – будто читал жизнеописание отцов церкви. Голос его то драматически повышался невпопад, то подвывал для эффекта, то монотонно повторял несколько раз случайно выбранные части истории, чтобы привлечь к ним особенное внимание. При этом монах проглатывал окончания слов, словно торопился поскорее покончить с утомительным повествованием. Словом, рассказчиком он был – или, по крайней мере, хотел казаться – крайне посредственным.

– Как я и сказал, сейчас я – простой монах. И хотя, в отличие от большинства моих собратьев по ордену – достойных выходцев из простонародья, – я принадлежу к славному роду древних королей пиктов Макальпинов, всё же без колебаний решил примкнуть именно к францисканцам, которых считаю орденом воспитателей христианского мира. С юных лет я жаждал направить своё служение на наставление и объяснение причин, а также последствий добра и зла, в то время как выходцы из благородных семей в основном устремляются в орден бело-черных ласточек, чтобы свысока, ревностно и нетерпимо пресекать вольности в вере.

– Орден ласточек?

– Последователи Доминика, – отмахнулся монах. – Чтобы углубиться в своём понимании мира, я выбрал послушание странствующего монаха, ищущего знаний. Путешествуя между известными своими библиотеками монастырями и университетами, я стремился обрести неизведанные ранее сведения в забытых книгах. Настойчиво, подобно ловцу жемчуга, погружался я раз за разом в пыльные свитки с загадочными учениями. Крестовые походы принесли с собой множество арабских книг о математике, врачевании, человеческих страстях и удовольствиях, но, увы, многим суждено было истлевать в забвении. Волнуясь, как перед первой исповедью, весь в поту и с непослушными руками, я медленно разворачивал попавший мне в руки древний документ. Я задерживал дыхание и впивался взглядом в первые его строки, с жадностью пытаясь предугадать суть. К сожалению, чаще всего меня ожидало разочарование, но иногда встречались абсолютно неизвестные доселе лоскуты знаний. В таких случаях я с особой тщательностью приступал к вдумчивому прочтению, пытаясь понять и автора, и его эпоху, медленно продвигался сквозь лабиринт загадок к свету откровения, спрятанному за чужими знаками. Постигнув смысл и внутренне ликуя, я передавал писцам свой перевод с пояснениями.