Про одного из них, шевалье Филиппа де Реми, мне рассказал Тибо Наваррский. Этот немолодой мужчина был рифмоплетом и близким друг отца Тибо, известного короля-трувера. О себе он шутил, что всю жизнь ему больше удавались стихи, песни и романы, чем сражения, потому он на старости лет он был крайне доволен, что смог продержаться столь долго. Двух других я знала. Шевалье Обер д’Эвилль, младший брат моего супруга, недавно получивший рыцарское звание, был до удивительного мало похож на него. Среднего роста, щуплый, но отважный молодой человек, он, к сожалению был чрезмерно горяч и нерассудителен в бою. А последний из троицы оставался Жан Бургундский.

Пока на поле возникла пауза для новой жеребьевки последних рыцарей, Тибо Наваррский, желая развеселить присутствующих, продекламировал сочиненное на ходу стихотворение:

“Надполембабочкипорхают,

Изседелрыцарислетают,

Бьютсятроепротиводного,

Вотинетунормандцевникого”.

– Пожалуй, ты несколько торопишься, дорогой Тибо, – хмыкнул Людовик, – Не скрою, положение хрупкое, но все же посмотрим.

Герольд выехал на поле и сообщил, что согласно жребию первыми скрестят копья шевалье Филипп де Реми из Пикардии, и барон Филипп д’Аркур из Нормандии.

Спустя несколько минут всадники с копьями на перевес помчались навстречу друг другу. Копье д’Аркура попало точно в смотрящего на желтое солнце белого орла, изображенного на зеленом щите шевалье де Реми, и разлетелось на несколько частей от силы удара. Сам же барон немного откинулся немного назад и изящно отбросил своим щитом копье противника вверх, и пронесся на своем коне под восторженные крики толпы.

Несмотря на то, что шевалье де Реми удержался в седле, победа была без сомнения присуждена его сопернику.

В следующей схватке мой молодой родич упал с коня от мощного удара барона, но остался доволен и тем, что сумел преломить свое копье, попав в щит противника. Поднявшись при помощи своего совсем юного оруженосца, Обер сорвал аплодисменты от молоденьких крестьянок и гордо, словно победитель, отправился к своему шатру.

Людовик повернулся к зятю.

– Ну что, мой дорогой трувер, какими стихами повеселишь нас теперь? Остались самые опытные войны, и, клянусь, это будет захватывающее состязание.

Тот приосанился и без промедления ответил королю:

“Нормандецсилупоказал,

Имальчугансконяупал,

НаЖанаславногонадежда,

Ведьзачарованбылонпрежде”.

Все рассмеялись, посматривая в мою сторону, припомнив насмешку д’Аркура. Маргарита Прованская заметила, что женская красота окрыляет мужчин без всякого волшебства. И хитро улыбнувшись мне, она сообщила, что, по ее мнению, скорее именно барон находится под моим воздействием, а не славный граф Шароле.

Запели трубы герольдов, и последними на ристалище выехали те, кто начинал турнир. Пришпорив коней, они промчались мимо друг друга с поднятыми копьями вверх, приветствуя друг друга и своих зрителей. Когда противники разъехались на расстояние трехсот шагов, все посторонние звуки стихли, и над полем нависла тревожная тишина.

Словно по невидимой указке они одновременно двинули лошадей – сперва шагом, затем перешли на рысь, и вот уже желто-красный и сине-желтый вихри неслись с копьями наперевес навстречу друг другу. Копья едва скользнули по щитам соперников, и оба рыцаря разминулись без особых повреждений. Общий возглас разочарования пронесся над полем.

Всадники, достигнув своего края ристалища, не стали останавливаться, а, развернув коней, без промедления ринулись на врага. Топот копыт раздавался набатом в ушах зрителей, толпа подалась вперед в ожидании столкновения. За мгновение до сближения солнце выскочило из-за туч и ярким огнем всполыхнуло доспехи графа Шароле. Конь д’Аркура испугался резких бликов, шарахнулся немного вбок и оступился, из-за чего барон был вынужден немного откинуться в седле, чтобы выправить его бег. Копье из-за этого дрогнуло, вместо щита застряло между рукой и доспехами противника и, подбросив оружие графа вверх, сломалось.