Сильрани инстинктивно вскинула руки, взывая к магии, но та исказилась. Заклинание не послушалось. Вместо щита вспыхнул видящий образ:

Пустой город под мёртвым солнцем, улицы выжжены, башни – искривлены, будто изломаны костями великана.

– Это… иллюзия? – выдохнула она.

Эхо сделал шаг. Камни под его ногами расплылись в символы, которые исчезали прежде, чем их можно было запомнить.

Его серебристые глаза не мигали.

– Он не помнит. Но мы – тени Его слова. Мы помним за Него.

Творец поднял голову. Впервые за все время в Его золотых глазах мелькнуло нечто, похожее на осознание.

– Я…

Эхо протянуло руку, покрытую такими же спиралями, как шрам Ториана.

В момент прикосновения камни вокруг всплыли в воздух, образуя странные геометрические фигуры.

Алрик упал на колени, чувствуя, как его разум переполняется знанием, которое он не мог вместить.

– Остановите…

Но самое страшное ждало впереди.

Когда видения рассеялись, перед ними стоял… ребенок.

– Где я? – спросило дитя, и в его голосе звучали отголоски голоса Творца.

Это был мальчик лет семи, с серебристыми глазами и черными письменами, медленно ползущими по его коже.

– Что… что ты наделал? – прошептал Ториан, глядя на Творца.

Но Творец лишь смотрел на ребенка с выражением, в котором смешались ужас и тоска.

– Я… не знал.

В глубине пещеры, ребенок – новое воплощение чего-то древнего – протянул руку к Творцу.

– Ты обещал вернуться.

И мир содрогнулся.

Храм Эон'Авеля парил в пустоте между мирами, где звёзды были ближе, чем земля. Его стены, выстроенные из застывших молитв, сияли, словно были священны. Но святость была мёртвой, и это сияние – лишь ритуальная ложь.

Ил'Минэйра появилась первой. Её ноги, босые и слишком чистые для этого места, не оставляли следов на зеркальном полу, выложенном костями первых пророков. Она приняла облик девочки-подростка – невинной, нетронутой. Но глаза выдавали её истинную природу – беззрачковые, глубинные, как колодцы, куда бросали еретиков.

– Он просыпается, – её голосок звенел, как разбивающийся кристалл. – Мои оракулы… они видят сквозь меня.

С её ресниц скатилась чёрная слеза. Капля упала на пол и превратилась в жука-скриба, который тут же начал выгрызать на полу слова, которых не должно было существовать.

Грох'Тарр явился громом и яростью. Его доспехи, наполненные дымом сражений, звенели последними криками павших героев. На его шлеме шевелились рога из застывшей крови.

– Инквизиторы предали нас, – его голос гремел, заставляя дрожать витражи из застывшего света. – Они молятся Ему. Рисуют Его знаки на своих щитах. Из складок его плаща посыпался пепел – души сожжённых последователей.

Трон Эон'Авеля оставался пустым. Пока не стало ясно – он всегда был здесь. Просто никто не смел поднять глаза достаточно высоко, чтобы увидеть.

"Верховный Создатель" не имел формы. Лишь плащ из звёздных карт, обёрнутый вокруг бездны. Его лицо – зеркало того, кто смотрел. Сейчас оно отражало испуганного ребёнка.

– Мы забыли правила, – прозвучало из ниоткуда. – Слишком долго играли в богов.

Его рука, была ли это рука? Поднялась, и звёзды на плаще зашевелились, складываясь в карту бегства.

Внезапно заскрипел камень. Четвёртый трон – всегда пыльный, всегда забытый – вспыхнул синим пламенем.

Из огня поднялась фигура, от которой у Ил'Минэйры побежали мурашки по спине. Лир'Ган. Имя, которое запрещалось произносить даже здесь.

Его тело состояло из разорванных страниц священных книг. Чернила сочились из швов между пергаментами, образуя на полу ядовитые лужицы.

– Вы слышите? – его голос был шелестом переворачиваемых страниц. – Камни поют снова. Как до нас.