Лира замерла.

– Представительный? В тёмном? Не припомню таких знакомых, магистр. А что именно он спрашивал?

Феодул пожал плечами.

– Да кто ж их разберёт, этих учёных. Что-то про «архитектуру невозможных пространств» и «энергетические узлы». Я ему тоже посоветовал ваш любимый сектор. Может, вы там и разминулись. Он, правда, не такой терпеливый оказался. Покрутился минут десять да и ушёл, буркнув что-то про «дилетантов» и «потерянное время». Наверное, торопился куда-то. Может, на обед.

Лира почувствовала, как по коже снова пробежал холодок, на этот раз куда более явственный. Представительный мужчина в тёмном, интересующийся «невозможными пространствами». Это уже не было похоже на игру воображения.

Её путь только начинался, а за спиной уже ощущалось чьё-то незримое, но настойчивое присутствие. И это не добавляло оптимизма. Скорее, придавало её поискам привкус гонки, где финишная черта могла оказаться краем пропасти.

Глава 3

Возвращение в келью под крышей, в этот пропахший пылью и угасанием ковчег её прежней жизни, было сродни погружению в холодную воду после короткого, обманчивого тепла костра. Слова магистра Феодула о «представительном мужчине в тёмном» неприятно царапали сознание, вытесняя даже зыбкое удовлетворение от находки имени Элиаса. Соперник. Тот, кто не просто интересуется, а действует – быстро, решительно, и, судя по всему, с куда большими ресурсами, чем она, Лира, со своими медными грошами да стопкой ветхих манускриптов.

«Архитектура невозможных пространств, – хмыкнула она, машинально поправляя стопку книг, грозившую обрушиться. – Звучит так, будто он собрался строить дачу в одном из кругов ада. И, похоже, наш Феникс Скорби у него главный прораб на этом проекте».

Она подошла к окну. Морось чуть поутихла, сменившись низкими, тяжелыми тучами, которые ползли по небу, словно гигантские мокрицы, напившиеся свинца. Аркхальм внизу казался вымершим. Даже вечно скрипучая тележка мастера Хоббса сегодня не нарушала тягостную тишину.

Страх – холодный, липкий, как паутина в заброшенном склепе – попытался было опутать её. Кто он, этот человек в тёмном? Обычный учёный-конкурент, спешащий урвать свой кусок славы или знаний? Или нечто более зловещее – агент какого-нибудь тайного ордена, оберегающего древние секреты с рвением цепных псов? Или, чем чёрт не шутит, один из тех, кто не прочь использовать «энергетические узлы» для чего-то такого, от чего уцелевшие волосы Аркхальма встанут дыбом?

«А может, – её внутренний зубоскал не дремал, – это просто налоговый инспектор из преисподней? Проверяет, не утаил ли наш Феникс часть своей «совершенной боли» от декларации».

Но шутки плохо помогали. Впервые за всё время её поисков к интеллектуальному азарту примешался вполне ощутимый привкус опасности. И это, как ни странно, лишь укрепляло её решимость. Если есть кто-то ещё, кто так же отчаянно (или корыстно) ищет путь к Титану, значит, она на верном пути. И значит, медлить нельзя.

«Элиас Отшельник, – она достала клочок пергамента с драгоценной записью. – У Чёрных Скал. И «Песнь Тишины». Что за тишина такая, песню которой нужно помнить? Тишина могилы? Или тишина, которая была до того, как мироздание решило побаловаться Большим Взрывом и прочими сомнительными экспериментами?»

Решение пришло не как озарение, а скорее как камень, сорвавшийся с давно подмытого склона – неотвратимо и тяжело. Она пойдёт. Пойдёт к этим Чёрным Скалам, найдёт этого Элиаса, и если тот не захочет делиться своей «Песнью Тишины» по-хорошему, она… ну, что-нибудь придумает. Отступать теперь было всё равно что признать, что вся её жизнь, все эти годы, проведённые в обнимку с полуистлевшими фолиантами, были лишь изощрённой формой самообмана.