Он махнул рукой в сторону дальних, самых тёмных стеллажей.

– Вон там, в секторе «Мифы, Легенды и Откровенные Заблуждения», можете поискать свои спиральки. Если потолок на вас не обрушится или крысы не съедят раньше. Только свечу берите свою, казённые нынче дороги, а толку от них, как от козла молока – светят тускло и пахнут скверно. И не шумите. У меня тут мысли важные бродят. Обед обдумываю.

Лира поблагодарила его кивком, гадая, из чего может состоять обед магистра, если он его так тщательно обдумывает. Скорее всего, из пыли и разочарований, как и у большинства обитателей Аркхальма.

Сектор «Мифы, Легенды и Откровенные Заблуждения» полностью оправдывал своё название. Полки прогибались под тяжестью фолиантов, покрытых таким слоем пыли, что казалось, здесь не ступала нога человека (или любого другого существа) со времён тех самых титанов. Воздух был спёртый, пахло плесенью и чем-то неуловимо тревожным, будто сами истории, запертые в этих книгах, источали эманации своих безумств.

Часы, если бы они ещё шли в этом городе, тянулись медленно. Лира перебирала один ветхий том за другим, её пальцы покрывались липкой пылью, а глаза слезились от напряжения. Символ спирали мелькал то тут, то там, но всегда в неясном, аллегорическом контексте – как знак бесконечности, цикличности времени, или просто как декоративный элемент. Ничего конкретного. Никаких тюрем, никаких Фениксов Скорби.

«Может, старый ворчун Феодул прав, – подумала она с досадой, разглядывая очередную расплывшуюся гравюру, изображавшую нечто среднее между кальмаром и философским трактатом. – Может, это всё просто… красивые завитушки. И я гоняюсь за тенями собственных фантазий».

Она уже собиралась сдаться, когда её внимание привлёк тонкий, ничем не примечательный свиток, засунутый между двумя массивными томами, словно нежеланный выкидыш. Он был почти полностью истлевшим, но на уцелевшем краешке виднелась крошечная, едва заметная пометка, сделанная другими чернилами, явно позже основного текста. Пометка была сделана её спиральным символом.

Сердце Лиры забилось чаще. Это было оно. Та ниточка, которую она искала.

Развернув свиток с предельной осторожностью, она обнаружила текст, написанный на давно мёртвом диалекте, но несколько ключевых фраз ей удалось разобрать. Говорилось о «Страже Разлома», о «Том, кто держит Пустоту в узде» и о «Месте, где Бездна смотрит на мир». И в самом конце, почти на грани рассыпающегося пергамента, карандашная приписка, сделанная явно другим почерком, более современным, но уже выцветшим:

«Спираль ведёт к Нему. Ищи Элиаса Отшельника, у Чёрных Скал. Он помнит Песнь Тишины».

Элиас Отшельник. Имя, которое нигде прежде ей не встречалось. Но интуиция, этот ненадёжный, но порой единственный советчик отчаявшихся, кричала, что это – тот самый след.

Лира быстро переписала заметку и имя, стараясь запомнить точное начертание символа. Когда она подняла голову, ей на мгновение показалось, что в дальнем конце пыльного прохода мелькнула тень. Она замерла, прислушиваясь. Тишина. Только её собственное учащённое дыхание да шелест пергамента в руках.

«Показалось, – решила она, хотя неприятный холодок пробежал по спине. – В таком месте и не то привидится. Ещё немного, и я начну здороваться с книжными червями».

Однако, когда она вернулась к конторке Феодула, чтобы формально поблагодарить его и сообщить об уходе (старик уже снова клевал носом, обдумывая, видимо, ужин), он неожиданно поднял голову.

– А, девица Лира, – пробормотал он, протирая глаза. – Нашли свои завитушки? Кстати, тут перед вами был ещё один… э-э… любитель древностей. Тоже всё про какие-то символы выспрашивал, про места силы. Такой… представительный мужчина, в тёмном. Уж не ваш ли знакомый?