Она шла уже несколько часов, когда тьма начала сгущаться, словно чернила, пролитые на небеса. Звёзды загорались медленно, их свет был слабым, почти робким, словно они боялись смотреть на землю. Амира остановилась у ручья, журчавшего между камнями, его воды были холодны, как дыхание зимы. Она опустилась на колени, наполнила флягу и плеснула водой в лицо, смывая пыль и усталость. Её отражение в струях было размытым, но золотисто-карие глаза, в которых отражался свет, вспыхнувший в ней утром, смотрели на неё как чужие.

– К Шхафиту, – прошептала она, повторяя слова Сосруко из видения. – Но где ты, Казбек, одинокий волк? – Она вспомнила совет Хамиды, но горы молчали, и только ветер отвечал ей, шелестя в ветвях одиноких сосен, цеплявшихся за скалы.

Амира поднялась, её ноги ныли, но она не позволяла себе отдыхать. Видение у священного камня горело в её памяти: Золотое Древо, тени с багровыми глазами, полный тоски голос Сосруко. Она не понимала, что это значит, но чувствовала, что каждая минута промедления приближает что-то страшное. Тлисы были лишь началом, мелкой угрозой по сравнению с тем, что шептала Хамида. Тьма шевелится. Амира стиснула зубы и шагнула вперёд, её тень, длинная и тонкая, тянулась за ней, как призрак.

Ночь опустилась внезапно, как удар молота. Луна, которая ещё недавно освещала ей путь, скрылась за тучами, и мир погрузился во мрак. Амира достала из узелочка кусок лепёшки, отломила краюшку и съела, запивая водой из фляги. Её желудок урчал от голода, но она не замечала этого – её мысли были заняты другим. Она думала о Хабибе, об Аслане, о деревне, которая осталась позади. Успеет ли она вернуться? Сможет ли она найти Древо, о котором пели сказки? И что, если Хамида ошиблась и она – не та, кого зовёт судьба?

Внезапно ветер стих. Тишина опустилась на горы, тяжёлая и зловещая, как саван. Амира замерла, её рука легла на клинок. Она прислушалась, но не услышала ничего – ни шороха листвы, ни крика ночной птицы. Даже ручей, журчавший неподалёку, казалось, замолчал, его воды застыли в неподвижности. Её сердце забилось, и в этот миг она почувствовала холод – не тот, что приносит ночь, а другой, липкий и глубокий, поднимающийся из земли, словно тень, скользящая по воде перед бурей.

А потом она услышала его – звук, который не принадлежал этому миру. Низкий, скрежещущий, как когти, царапающие камень. Он доносился из темноты, с той стороны тропы, которая вела обратно к Тхачу. Амира обернулась, напряжённо вглядываясь в темноту. Тени скользили там, где не должно было быть места для мрака, – чёрные, бесформенные, с багровыми искрами вместо глаз. Они были такими же, как в её видении, но теперь они были реальны, и их вой, разорвавший тишину, заставил её кровь застыть в жилах.

– Тхач, – прошептала она, и ужас сдавил ей горло. Эти твари шли не за ней – они направлялись в деревню. К её дому, к её семье. Амира бросилась назад, её ноги несли её быстрее, чем она могла себе представить. Клинок Хабиба был в её руке, его лезвие сверкало в слабом свете звёзд, пробивавшемся сквозь тучи. Она не знала, что это за создания, но знала одно – она не позволит им добраться до тех, кого она любила.

Тропа казалась бесконечной, каждый шаг отдавался болью в её теле, но она бежала, пока не увидела вдалеке огни Тхача. Деревня спала, её дома были тёмными, лишь несколько очагов ещё тлели, выпуская тонкие струйки дыма в небо. Но царившая здесь тишина была неестественной, и Амира поняла, что опоздала.

Первая тварь вынырнула из темноты на краю деревни, её тело было соткано из мрака, а когти оставляли глубокие борозды на земле. Она была выше человека, её морда – если это можно было назвать мордой – изгибалась в оскале, полном острых, как иглы, зубов. Багровые глаза горели, как угли, и смотрели прямо на Амиру. За ней появились другие – десяток, может, больше, их вой слился в хор, разбудивший деревню.