Амира стояла на коленях рядом с телом Хабиба, её руки всё ещё сжимали его холодные пальцы, словно она могла вернуть тепло в его тело. Аслан прижимался к ней, его худое тело дрожало от рыданий, а лицо было перепачкано грязью и слезами. Она не плакала – слёзы высохли в её глазах, оставив лишь пустоту, которая была тяжелее любого горя. Клинок Хабиба лежал рядом, его лезвие было испачкано чёрным, и Амира смотрела на него как на немого свидетеля её вины. Она ушла, чтобы найти ответы, чтобы спасти Схауа, но вместо этого принесла смерть.
– Это моя вина, – прошептала она, её голос был едва слышен, заглушённый стонами раненых и треском догорающих очагов. Аслан поднял голову, его глаза, красные от слёз, смотрели на неё с отчаянием.
– Нет, – сказал он, и его голос дрогнул. – Ты спасла нас. Ты прогнала их.
– Я не спасла его, – ответила Амира, её взгляд упал на Хабиба. Даже в смерти его лицо сохраняло суровую гордость, которая была его сутью. Она вспомнила его слова у порога: «Если ты уйдёшь, кто защитит Аслана? Кто защитит меня?» Теперь он лежал мёртвый, и Аслан остался один, а она – с грузом, который давил на её плечи сильнее, чем камни гор.
Шаги за спиной заставили её обернуться. Хамида приближалась, её сгорбленная фигура двигалась медленно, но уверенно, и даже ночь не могла сломить её. Посох стучал по земле, и каждый удар был как метроном, отмеряющий время, которое неумолимо шло вперёд. Её платок был разорван, лицо покрыто сажей, но глаза горели, как звёзды в ночи, полные знаний и силы, которые пугали Амиру.
– Вставай, девочка, – сказала Хамида хриплым, но твёрдым голосом. – Скорбь не вернёт мёртвых, а время не ждёт.
Амира подняла взгляд, её губы сжались в тонкую линию.
– Я не хотела этого, Хамида. Я ушла, чтобы найти Древо, а они… они пришли сюда из-за меня.
– Они пришли бы и без этого, – отрезала старуха, вонзив посох в землю с такой силой, что чёрный прах взметнулся в воздух. – Саусрык не спит, Амира. Его дети чуют свет, который пробудился в тебе. Думаешь, это случайность, что они напали именно сейчас? Нет, девочка. Ты разбудила их, но ты и единственная, кто может их остановить.
Амира покачала головой, сжав руки в кулаки.
– Я не знаю, как. Я не знаю, кто я, Хамида. Я не Сосруко, не Шатана. Я дочь Схауа, и всё, что я сделала, – это потеряла отца.
Хамида шагнула ближе, её глаза сузились, и в них мелькнула искра, которая могла быть как гневом, так и жалостью.
– Ты думаешь, нарты родились героями? Они стали ими, потому что не отвернулись от судьбы. Ты видела Древо, слышала его зов. Ты остановила клинок Казима и сожгла этих тварей светом, который течёт в твоей крови. Это не слабость, Амира. Это сила, которой боится даже тьма.
Аслан всхлипнул, его пальцы вцепились в рукав Амиры.
– Ты была как в сказках, – тихо сказал он. – Как нарт, сражавшийся с демонами. Отец гордился бы тобой.
Амира посмотрела на брата, и что-то в его словах пробило брешь в её отчаянии. Она вспомнила Хабиба – не таким, каким он был в последние годы, согбенным и усталым, а молодым воином, чьи рассказы о славе Схауа зажигали её детские мечты. Он умер, защищая Аслана, защищая её, и она не могла позволить его смерти быть напрасной.
– Что мне делать? – спросила она, поднимаясь. Её голос был слаб, но в нём начинала звучать сталь.
Хамида кивнула, растянув губы в беззубой улыбке.
– Ты пойдёшь к Шхафиту, как сказал Сосруко. Но не одна. Я иду с тобой, и Аслан тоже. Ему здесь не место – Тхач ослаб, и твари вернутся, когда наберутся сил.
Амира нахмурилась.
– Аслан слишком мал. Это опасно.
– Везде опасно, – отрезала Хамида. – А мальчик сильнее, чем ты думаешь. К тому же он видел тьму – он не забудет её. Лучше держать его рядом, чем оставить здесь ждать конца.