Прошел еще год, а регулы у девочки так и не начинались. Мать с тревогой смотрела на отца, отец на мать, они долго шептались в альковах, а дочка, как будто не замечая этого, продолжала штудировать астрофизику, литье пенометаллов, биологию непланетарных объектов, а также иную дребедень, о которой и не слыхивали девицы из благородных сословий. Когда Лизе было пятнадцать лет, она по-прежнему выглядела на двенадцать земных годков, и родители вызвали дохтура.

Зинайнутдин Ис прекрасно осознавал, что значит для столь высокопоставленных людей подобный диагноз. Синдром «застопоренности» говорил не только о генетическом дефекте, но и о гневе Всеблагого. Застопоренные дети были проклятьем для их родителей: они останавливались в развитии в период полового созревания, замирая в мире, где необходимость взрослеть измерялась днями. Старый лекарь напомнил, что заторможенность представляет собой и своеобразную теологическую проблему, не было очевидных научно обоснованных причин, по которым здоровые младенцы, дорастая до возраста первого причастия, вдруг останавливались в развитии и, по непроверенным данным, росли в семь-девять раз медленнее остальных. Зинайнутдин добавил, что таких детей не пускают даже на плоть в силу того, что их состояние являет некое зло, которое выплескивается в человечество из космоса Неблагого. Ис, медленно подбирая слова, рекомендовал матери и отцу сосредоточиться на воспитании двух младших сыновей, а про девочку забыть и поступить, как предписывает Кодекс: накинуть мешок на голову и отвезти в окраинные кварталы. Граждане секторов не должны сами брать грех на душу и убивать детей. Зараженное семя, по слухам, вылавливали и уничтожали углобоки.

На попытку заплаканной Стефании обратить внимание дохтура на то, что Лиза проявляет необычный интерес к точным наукам, Зинайнутдин привычно ответил следующее. Дети, несущие в себе зло, подобны алчному Люциферу, пытающемуся пожрать весь мир. Однако застопоренные в силу малого возраста могут бесконечно поглощать только одно – знания. Причем поглощенную информацию они, по сути, не запоминают, а являются ее носителями. Словно архаичные библиофилы, у которых хранятся книги на множествах незнакомых им языков, такие дети не в состоянии извлечь впитанные ими знания. Застопоренные – это не просто умственно отсталые уроды, они отражения дьявольской одержимости, которой Правитель тьмы испытывает веру несчастных родителей.

Когда родители одевали дочь, она молчала, перед тем, как ей накинули на голову мешок, она улыбнулась отцу и матери и безмолвно позволила ослепить себя на время. «Может, она действительно абсолютно слабоумна», – попытался извинить себя Григориадис. Когда дочь, словно личинку кормового тритона, ефрейтор-охранитель закинул в электромобиль, Стефания, рыдая, бросилась в апартаменты. Пан-управитель, бледный, как донный вазоратум, с надвинутым на глаза капюшоном, молча сидел в грузовом коробе рядом с больным дитем. Это единственное, что он мог сделать для Лизы.

Когда грузовичок остановился на границе с Северной частью Первограда, на огромном мусорном пустыре, где не было ни души, охранитель уже бережно, без показной жестокости, взял на руки дочь Руднак, опустил на дорожку, петляющую вдоль мусорных куч, и снял темный мешок с головы. Девочка посмотрела в глаза отцу: ее взгляд не отражал иступленного безумия, он не был затуманен поволокой скудоумия. Она развернулась и, не пытаясь что-либо сказать, не оглядываясь, безмолвно побрела, растворяясь в ломе карбона, металла, пластика и керамики. Стражник достал флягу с дурняковкой и, нарушая все писаные и неписаные кодексы, протянул ее Великому господину, пану-управителю Центро-Южного участка Восточного сектора Григориадису Ру…