Четвероград, словно подтверждая второе значение китайского слова, обозначающего четверку, «сы» – смерть, погрузился в убийственную, безумную войну. Все сражались против всех, образовывались союзы, которые затем предавали друг друга, сталкивались квартальные группировки, и соседи вырезали соседей. Оружие расползлось по четвертому городу, став причиной окончательной гибели мегастанции. Корпус Четверограда был необратимо поврежден в нескольких местах, и оазис в космосе превратился в город мертвых, лишенный воздуха, в автоматическом режиме вращающийся вокруг родной планеты.

В Третьеграде не допустили скатывание в войну или анархию, однако правление в этом городе захватила группа религиозных фанатиков, которые основали жестокий теократический режим. Абсурдность их мировоззрения окончательно реализовалась в стремлении найти землю обетованную за пределами Солнечной системы. Теократы, используя одну из идей древнего просветителя Ка Саимака, объявили жителей города «Поколением, достигающим цели» и, запустив ионные двигатели мегастанции, направились прочь от Солнца в поисках Нового Эдема. И без того ненадежная связь с ними была потеряна, а что сталось с безумным городом, к тому времени уже никого не интересовало.

Но в определенной степени именно Второград представлял из себя наиболее пугающую картину. Этот город находился в состоянии, к которому нетрудно было прийти и Первограду, если бы не усилия Старейшин, панов-управителей, энергетиков и охранителей. Когда на планете началась борьба за те остатки ресурсов, которые бы позволяли выживать секторам-банкротам, второй город с пугающим ускорением рухнул в безумие анархии. Война не разрушила станцию, но во Второграде не нашлось силы, которая бы консолидировала его население и создала подобие общественных институтов и устойчивого социума. Достаточно быстро число обитателей этой мегастанции уменьшилось раз в десять. Последнее, что транслировали камеры автоматического слежения, более походило на жизнь дикарей, настолько ущербных, что они не были способны объединиться в какую бы то ни было примитивную структуру. Словно йеху из древней сказки Джонатана Свифта, по бывшему Второграду мелькали существа, не способные ни к пониманию, ни к жалости, творили зло, не ведая добра, гневливые и одновременно трусливые – вечно голодные тени человека.

Но не истории гибели космических поселений тревожили Елену ПР. Горячечным шепотом Адубгарат Фаддей рассказывал ей о том, что в космическом пространстве зло гораздо быстрее проникает в людей. «Даже в нашей семье Неблагой распространяет свое влияние», – шипел пятый муж, двусмысленно поглядывая на Изопфеноффа. «В космосе любое начинание человека погружается в царство Сатаны», – продолжал молодой энергетик, намекая на то, что ему известен выход из этого проклятого места.

Сначала Елена улыбалась и хихикала в кулак, но когда поняла, что беременна, начала страшиться Фаддея, подозревая страшное: если он окончательно сойдет с ума, то может попытаться убить не только старого мужа, но и остальных членов семьи. Уверившись, что Адубгарат помрачился рассудком, Елена ПР задавалась двумя вопросами: «Что он намерен делать дальше? Не пора ли обсудить странности пятого с первым, вторым, третьим и четвертым?»

Прямоугольные куски многоразовой бумаги, скрепленные вместе, застилали ковром весь пол отсека. По ним ползал мужчина возрастом чуть больше тридцати лет с серьезным выражением лица, будто увлеченный игрой ребенок. Он методично изучал лист за листом, по спирали передвигаясь к центру «ковра». Иногда человек вносил коррективы в свой персональный вычислитель: он раскатывал рулон гибкого компьютера, чертил в нем знаки и символы, делал голосовые пометки, создавая смысловое поле, доступное лишь его пониманию. Одновременно с этим его коррективы дублировались на чертеже, изображенном на большом экране над рабочим столом. На столе с краю примостилась тарелка с тритоньей нарезкой и кусками плесневидной агавы, рядом стоял наполовину полный бутылек с агавовой водой – энергетиком, разрешенным во всех четырех секторах. Еда оставалась нетронутой. Очевидно, владельцу кабинета сейчас было не до нее.