Теперь же, рассеянно кивая в ответ на щебетание подруг и статс-дам, спешивших лично коснуться её руки и высказать свои поздравления, Генриетта перебирала в уме все возможные плюсы и минусы в облике и характере принца Филиппа такого, каким она его помнила.
– Ах, душа моя! Неужели это правда? – голосок Фрэнсис Стюарт прозвучал особенно тепло и дружески в общем хоре поздравлений, но в глазах сквозило неподдельное беспокойство.
– Да, – удержав её за руку, Генриетта вяло улыбнулась в ответ, даже не пытаясь скрыть проступившую на лице кислую мину недовольства.
– Но вы же могли отказаться? – вспыхнула Стюарт, осознавая всю скандальность такого вопиющего и дерзкого предположения.
– Нет, моя дорогая. Этого я не могу сделать. У меня же нет на это никакого права!
– Чушь! Разве мы не вольны выходить замуж только за тех, кого сами выберем? О, Анриетт, ведь вы же принцесса!
– Вот именно! – строгое восклицание подошедшей к ним леди Уэссекс пресекло крамольные речи. – Вам, милочка, рано ещё рассуждать о том, как вольны поступать принцессы, а как – нет, – суровый тон напомнил бы любой другой о её месте, но только не малышке Стюарт, которая с детских лет воспитывалась вместе с принцессой, хотя, в отличие от Генриетты, так и не получила столь же строгого воспитания.
– Идём! – шепнула Генриетта и потянула подругу за руку к выходу в личные покои. – Дамы, я всех благодарю! У меня немного кружится голова, и я хочу отдохнуть.
Это проявление недомогания и слабости было тотчас же воспринято как положительный знак того романтичного волнения, которое каждая из присутствовавших девиц и дам мечтали испытать хоть разок в своей жизни. По гостиной прокатилась лёгкая волна шелеста платьев, и все дамы чинно присели в реверансе вслед удаляющейся к себе принцессе.
***
– Если вам плохо, то, может, следует послать за доктором? – неуверенно предложила мисс Стюарт, как и все остальные дамы, приняв головокружение у Генриетты за чистую монету.
– Да что ты! Тогда мне и вовсе покоя не будет, – отмахнулась та и присела на скамеечку возле окна. – Я просто не нашла другого способа отделаться от них.
– Понятненько, – с облегчением отозвалась Фрэнсис и плюхнулась на край широкой постели. – Что будем делать?
– Я хочу прогуляться!
– Но там же сыро! И холодно к тому же, – поморщила свой носик Фрэнсис.
Выросшая во Франции, она так и не успела привыкнуть к сырости, круглогодично царившей в английских садах и даже во дворцах. А не прекращающиеся метели и дожди и вовсе нагнетали на юное создание смертельную тоску.
– Наденем плащи с капюшонами. И да! У нас ведь есть муфточки! Те, что Карл подарил нам обеим к Рождеству.
– Но за ними нужно идти в гардеробную. Заметят же, – напомнила Стюарт.
– А если ты пойдёшь одна, то никто не обратит внимания, – резонно заметила на это Генриетта. – Знаешь, придворные всегда замечают только то, что им выгодно или удобно. И никому не хочется тревожиться попусту.
– Ладно, я рискну! – выказала толику храбрости Стюарт и осторожно выскользнула из комнаты через неприметную дверь для прислуги.
Как только она вышла, Генриетта в раздумьях присела за секретер, достала из одного из ящичков небольшой альбом, в который она записывала личные мысли и впечатления. Вслед за альбомом она выложила на крышку секретера прибор для письма. Когда ей было не по себе или жизненные перипетии вызывали слишком много мыслей, сомнений или вопросов, она привыкла записывать их в альбом, доверяя листам бумаги, изготовленной из хлопка, свои самые сокровенные размышления. У неё не было уверенности в том, что никто не смог бы прочесть их, но для того, чтобы заглянуть в этот альбом, необходимо было знать о его существовании, и, кроме того, отыскать ключ от ящичка, в котором он был заперт. По своей наивности или же не сделавшись ещё подозрительной к собственному окружению, Генриетта даже не предполагала, что кому-нибудь могла прийти в голову кощунственная мысль посягнуть на её личный мир.