Глядя в его глаза, Генриетта тщетно задавалась вопросом о том, а был ли он готов принять её настоящее решение или все эти вопросы были заданы лишь для проформы?

– Ну конечно же, да, Ваше величество! – ответила вместо дочери Генриетта-Мария и махнула рукой, отдав пажам сигнал, чтобы те распахнули настежь двери гостиной.

– Минетт? – тихо позвал её Карл и заглянул в лицо сестры.

– Да. Кажется, да! – с трудом выдавила из себя Генриетта, повинуясь просьбе, сквозившей во взгляде брата.

– Ну вот и чудесно! О, я знаю, моя дорогая, что ты будешь счастлива! – воскликнул король и тут же обратился сразу ко всем. – Мы можем обсудить все детали позднее. А затем назначим дату венчания. Не волнуйся ни о чём, мой котёнок!

Но, судя по затравленному взгляду, каким Генриетта смотрела на Карла, она только что начала волноваться, и ужас от осознания всего происходящего начинал подбираться к её сердцу. Она кивнула брату и отступила на шаг, чтобы присесть в глубоком реверансе. Со всех сторон на неё были обращены взгляды, полные пустой торжественности и любопытства.

И только двое из присутствовавших в комнате смотрели на неё с неожиданным сожалением и даже сочувствием. Де Руже и Джордж Вильерс. Оба герцога стояли с понурыми лицами, словно только что перед ними обсуждали вести об утрате. В ту самую минуту Генриетта не поняла ещё значения всего, что переживала сама, и того, что могли означать эти взгляды, обращённые к ней. Да и оба молодых человека не сумели бы объяснить, отчего вдруг они почувствовали себя так, словно проиграли самое важное в жизни сражение.

– Ну что же! Это достойный тоста повод! – продолжал Карл, взяв на себя роль распорядителя празднования помолвки. – Герцог, подойдите же! Как представитель нашего дорого жениха, я прошу вас поднять бокал вместе с нами!

Внесли подносы с бокалами вина, по распоряжению короля не разбавленного водой даже для дам по столь особому случаю.

– За помолвку! – воскликнул Карл, и этот тост прокатился по анфиладе дворцовых залов, многократно повторяясь сотнями голосов ликующей толпы.

Глава 4. В сад!

Утро. Уайтхолл. Покои принцессы Генриетты

Всё прошло также стремительно, как и началось. Генриетте казалось, что она превратилась в куклу, такую же, как те, которых возили по ярмаркам для демонстрации новых фасонов платьев и причёсок. Вот её представили общественности, заставили повертеться вокруг себя, демонстративно расцеловали у всех на глазах, показывая личную нежную заботу о призе, торговаться за который прибыли французские послы. И всё!

Толпа придворных схлынула из гостиной вслед за королём так внезапно и быстро, что в один миг образовалась пустота. И звенящая тишина. Грохочущий звук запираемых створок дверей испугал её и заставил вздрогнуть. Это показалось ей похожим на грохот запираемой двери на выходе из подземелья.

– Это всё? – спросила Генриетта, и её голос прозвучал неестественно тихо и надломленно, как у послушной девочки, приученной танцевать, смеяться и читать наизусть стихи по приказу строгой воспитательницы.

– Всё? – не поняла её вопроса леди Уэссекс. – О нет! Это только начало, Ваше высочество! Поздравляю вас!

И тут же, словно по команде невидимого дирижёра, гостиную наполнил гомон весёлых и звонких девичьих голосов. Все наперебой высказывали слова восхищения, радости и даже личных надежд. Никто из них даже и помыслить не мог о том, что всё, чему они только что оказались свидетелями, в корне изменило жизнь юной принцессы. Но главное, что ни сам Карл, ни их матушка – вдовствующая королева Генриетта-Мария, ни королевские советники и министры – никто из них не сомневался в согласии принцессы в ответ на сделанное ей предложение руки и титула герцога Филиппа Анжуйского. Никто! И что лукавить, ведь даже и она сама не верила в то, что у неё была возможность ответить отказом.