– И что же потом? – чтобы отдать должное заботе герцога, Арман счёл нужным отреагировать, хотя ему было глубоко безразлично то, как долго король Англии намеревался обдумывать предложение короля Франции, а потом обсуждать все его детали со своими сановниками. Конечно же, он и сам мог предположить, как всё пойдёт дальше. Заинтересованные лица, то есть министры и советники после совещания разойдутся по кабинетам с тем, чтобы обсудить детали предполагаемого союза без мешавших серьёзному разговору обязательных по дипломатическому протоколу любезностей и посторонних ушей. Лица же, по-настоящему причастные к обсуждаемому вопросу, то есть семья, наверняка сочтут необходимым оповестить виновницу будущего торжественного переполоха лично. И вот эта мысль вызвала вздох сожаления у Армана, потому что ему было искренне жаль принцессу, в сущности совсем ещё ребенка, не готового к столь кардинальным переменам в жизни. Впрочем, что он мог знать о принцессе королевской крови, которая со времени рождения была в глазах семьи и государственных сановников товаром или разменной монетой, пусть и высокого достоинства, так сказать, из золота высшей пробы? Может быть, вопреки его сочувствиям, Генриетта Стюарт прекрасно осознавала и своё будущее, и собственную роль в брачном союзе, который на самом деле был предметом обсуждения на этих переговорах?

– А что же мы? Нас пригласят на дальнейшие переговоры? – с отсутствующим выражением лица спросил де Руже.

– О нет! Радуйтесь, друг мой! Наша экзекуция во всём этом деле завершена. Вы ведь состоите в свите посланника, не так ли? Ну так вот и представляйте господина посланника в полное своё удовольствие.

– Я здесь в качестве военного атташе, – де Руже с серьёзным выражением лица поправил настроенного на легкомысленный и шутливый лад Джорджа Вильерса.

– Ну вот! А я, как лорд-адмирал, имею честь быть вашим гостеприимным хозяином, всюду сопровождать вас и всячески развлекать, – в голосе Бэкингема впервые прозвучали нотки серьёзности, но лишь мимолётно. Вообще-то, его гораздо больше привлекала перспектива посетить полуденный приём у принцессы, на который оба они получили приглашения лично от Генриетты.

– Слишком много чести для моей скромной персоны, – ответил де Руже, не разделяя энтузиазма собеседника.

– Ничуть! Вы ведь представляете его величество короля Франции, а значит, для вас полагаются все почести, которые мы, недостойные служители нашего доброго короля Карла, обязаны выказывать ему лично.

– Мне кажется… – в лёгком замешательстве попытался возразить де Руже, но их дружеский диспут был прерван поднявшимся гулом протестующих голосов вследствие какого-то особенно непопулярного предложения, высказанного одним из советников короля. Арман посмотрел на министров, сидевших по обе стороны от высокого кресла, занимаемого Карлом, пытаясь уловить по выражениям их лиц, что же он только что упустил.

– Не беспокойтесь, дорогой герцог, это предложение не пройдёт, – проговорил сидевший по другую сторону от него лорд Райли. – Этот старый лорд Уишоп давно уже выжил из ума и несёт бог весть что. Абсурд, милорд! Слышите, это абсурд!

Что именно вынес на обсуждение упомянутый старец, Арман так и не узнал, потому что в следующую минуту поднялся такой громкий ропот возмущения, что с трудом можно было расслышать даже собственный голос, да и то, если заткнуть уши.

– Господа! – король поднял правую руку и заговорил со всеми одновременно на французском языке. – Господа посланники, мы благодарим вас за все изложенные здесь предложения. И более того, я желаю выразить мою личную признательность нашему августейшему брату королю Людовику за оказанную нашей семье честь. Предложение руки Единственного брата короля, дофина Франции, – это было подчёркнуто особым тоном в его голосе. – Несомненно, во всём этом я вижу и честь, и доверие, и любовь нашего брата Людовика.