Перевертыш Вадим Ледов

1. Глава 1

Апрель в этом году выдался необычайно жарким для наших уральских краев. Погода с самого начала четверти стояла прекрасная, солнышко светило каждый день, снег давно растаял, люди поснимали куртки-шапки и ходили совершенно по-летнему. Птички поют, трава и деревья зеленеют – красотища! Только меня вся эта красота совершенно не радует. Вернее, радовала до сегодняшнего дня и даже до сегодняшнего обеда… а вот с обеда начались неприятности. Да такие неприятные, хоть волком вой. Мы брели с Костиком по центральной улице, которая так и называлась Центральная, и пребывали в печали.

Было от чего. Сегодня у меня вышел конфликт. И не с кем-нибудь, а с первым, самым злостным хулиганом нашей школы.

Джура, по паспорту числящийся Санькой Ромалом, появился в нашем классе с началом учебного года. Его семья переехала в центральный район с Первомайки. Бывший рабочий поселок на окраине города ныне пользовался дурной славой прибежища трудовых мигрантов, цыганской наркомафии и разного местного отребья. Совершенно непонятно, каким образом Джура умудрился дотянуть до десятого класса, да и вообще не уйти на «малолетку». Говорили, что помогли его цыганские родственники – люди не бедные.

Так или иначе, но с приходом Джуры, атмосфера в нашем классе поменялась кардинально, и не в лучшую сторону. Часть пацанов откровенно шестерили, набиваясь ему в дружки, другие просто боялись и заискивали, кто-то не заискивал, но старался не связываться, как Ванька Образов, здоровый парень, с кулаками размером с пивную кружку, но трусоватый. По-разному было, но Джуровых дружбанов с прежнего места жительства опасались все. Тем, кто видел этих урл, поджидавших Саньку после (или вместо) уроков, становилось ясно: связываться с ними или даже просто привлекать к себе их внимание, дело зряшное.

Джура, конечно, прекрасно все осознавал и наслаждался атмосферой посеянного им страха. Пару ребят из класса он выбрал в качестве жертв и планомерно угнетал. Вообще говоря, никто в классе не мог чувствовать себя в полной безопасности, даже его новоявленные дружки, даже девчонки, хотя им доставалось меньше.

Он любого мог оскорбить словесно или действием – жвачка намазанная на одежду или в волосы, неожиданный пинок под зад, внезапный щелбан и «саечка за испуг», выкинутый в окошко портфель и множество прочих пакостей, на которые этот дефективный оказался крайне изобретателен. Учителя от него тоже стонали, и можно было предположить, что, несмотря на поддержку влиятельной диаспоры, в одиннадцатый класс Джура не попадет.

Возможно, что и так, но до каникул еще месяц, а я уже успел вляпаться в большое и скользкое… Печалька, как говорит моя младшая сестренка Лелька.

На кой мне понадобилось встревать в их дела с Хрюшей, сам не пойму. Ну, позволяет чувак над собой издеваться – его проблема. Я-то причем?

Тут надо сказать, что до текущего момента, Джура меня почти не доставал. По крайней мере, физически. Гадость какую-нибудь процедить через губу – это, конечно, было. Это он всегда, пожалуйста. Но, я предпочитал не слышать, а он не форсировал.

Потому что я занимаюсь боксом.

Ах да! Забыл представиться. Звать меня Данила – это в честь деда. Но так длинно, кроме мамы, никто меня не называет. Друзья обычно – Дан. А в школе, в основном, Полозом, от фамилии – Полозов. Лет мне шестнадцать с гаком. Заканчиваю, как вы уже поняли, десятый класс обычной средней общеобразовательной школы номер три.

Ростом, к сожалению, я не вышел, как и богатырской статью. На уроках физкультуры всегда стоял почти в самом конце шеренги. От того-то, пять лет назад и пошел в секцию бокса при бывшем Доме пионеров, а ныне Дворце молодежи имени Г. К. Ляпунова (кто этот достойный мужчина, одному богу известно). Смешно, конечно, называть Дворцом, обшарпанное трехэтажное здание, больше похожее на общагу, но спортивные секции и кружки при нем имелись.

Тренер, окинув скептическим взглядом стоящее перед ним малорослое тщедушное существо, каким в ту пору я был, милостиво кивнул маме, пусть, мол, занимается. Вообще-то мама хотела отдать меня в гимнастику (ведь в боксе по голове бьют), но я был непреклонен – только бокс! А голову подставлять я и не собирался. От природы я обладал верткостью и пластичностью, а когда, с годами, подрос и подкачался, стал еще и больно бить. Пошли победы на всяких городских и областных. В нашей боксерской тусовке меня в шутку стали называть мини Пакьяо. Знаменитый филиппинец тоже начинал с наилегчайшего веса. Тренер стал возлагать на меня надежды…

Повозлагал, повозлагал, да и бросил. Посвящать свою жизнь боксу я не собирался. Достиг первого юношеского и решил – хватит. Спорт стал забирать слишком много времени, отрывая его от учебы. А я, между прочим, после школы собирался поступать в университет, непременно в Московский, ну, или хотя бы в Новосибирский. На бюджет естественно (платить за учебу денег у мамы не было), а это значит, что надо много и хорошо учиться!

Так что к великому сожалению тренера, от дальнейшего участия в соревнованиях я отказался. Выслушав мои резоны, он махнул рукой, ладно, ходи так, помогай учить малышей. С тех пор я посещал секцию пару-тройку раз в неделю, воспитывал молодую поросль, бил мешки, иногда спаринговал, качался на тренажерах и тем был доволен.

Надо ли говорить, что успешные занятия боксом многократно повысили мой школьный и дворовый статус. Особенно зауважали после того, как я разбил пачку Ваське Мухину из параллельного класса, который был старше меня на год и считался крутым каратистом. Муха, по глупой дерзости, решил прокомментировать при всех мои скромные габариты. Что ж мне оставалось делать?

Скандал вышел не хилый – Васькина мать нажаловалась на меня директору, мол, боксер-убийца избил ее маленького сынка. Сынок – здоровый лоб, на полторы головы выше меня, стоял тут же и сгорал от стыда за опозорившую его мамашу. Каратист оказался он говенный. А меня тогда чуть из секции не поперли, спасибо тренеру, заступился. С тех пор, лезть ко мне никто не рисковал. Я тоже вел себя тихо. До сегодняшнего дня…

* * *

Хрюша был вполне нормальным пацаном, разве что полноват. Этого, в сочетании с фамилией – Свиньин, хватило Джуре, чтобы избрать его в качестве перманентной жертвы. Ему и еще одному мальчишке Коле Гущину доставалось больше всех. Гуща, наоборот, был длинным, тощим, в толстых очках и, правду сказать, страшноватым. Над ним и до Джуры не издевался только ленивый, а уж тому, сам его цыганский бог велел.

Гуща слыл тормозом и придурком, хотя в математике, например, разбирался неплохо. Никаких добрых чувств я к нему не испытывал, даже не жалел. Хрюша, напротив, вызывал во мне симпатию – мы даже дружили в начальных классах, потом, правда, пути разошлись. Ну, толстенький, ну и что? Он же не виноват, что у него склонность к полноте. У него и родители, что ботинок, что маман напоминали средних размеров бегемотиков.

Вообще-то Хрюша чувак нехилый, мог и в морду засветить обидчику. Но Джуру он боялся до одури, аж трясся. Тренер говорил, что у подростков слабая воля и ее легко сломать. Поэтому ее надо воспитывать и закаливать. Бокс для этого самое то. Хотя, конечно, каждый кулик свой вид спорта хвалит, но, наверное, он прав. Мне вот, на Джуру было тьфу и растереть, и он это чувствовал, потому и не залупался до времени.

Чего я опасался, так это его окружения, там были такие отморозки, которые могли и на нож поставить. Но это были рациональные опасения, ничего общего не имеющие со страхом. Прежде, всего, я не верил в возможность нашего с ним конфликта, ведь дружки дружками, а по башке никто получать не хочет, в том числе и Джура. Когда ты уверен в своей безнаказанности, это одно, а когда не уверен – совсем другое.

Сегодня, в субботу, у Хрюши был день рождения. Он об этом, разумеется, умолчал, справедливо опасаясь дополнительных издевательств. Ведь все что привлекало к нему внимание, служило поводом для них. Но дура биологичка, Мария Петровна, наша классная, перед своим последним уроком объявила: «А сегодня нашему Андрюшеньке Свиньину исполнилось шестнадцать лет! Давайте его поздравим?!» И захлопала в ладоши. Все, разумеется, захлопали тоже, кто-то засвистел и заулюлюкал. Всё перекрыл рев Джуры: «Поздравляю, жиробас! С меня подарок!»

Видели бы вы, как изменилось Хрюшино лицо, как потух взгляд – маска скорби, да и только.

Весь урок ничего не происходило. Биологичка привычно нудела что-то про пищевые цепочки и экологические пирамиды, а Джура, от усердия высунув язык, творил что-то на своей последней парте. Сидевший рядом с ним Бес, заинтересованно наблюдал за этим творчеством и время от времени громко хихикал, заставляя Марьпетровну отвлекаться от своих унылых россказней и делать ему замечания.

Когда урок закончился, и все вышли из класса, Хрюшу окружили Санькины подсиралы, стали поздравлять с днюхой, жать руку и хлопать по плечу. Андрюха растеряно благодарил и косился на Джуру, ожидая подлянки, но тот, демонстрируя полное равнодушие, таращился в окно. Когда шакалы, наконец, расступились, и Хрюша побрел по опустевшему коридору, я увидел у него на спине приклеенный скотчем тетрадный листок. На листке было написано крупными печатными буквами: