– Ну и люди, – решил он подлизнуться, – не понимают, что требуют… Скинь, пожалуйста.

– Гражданин из деревни, я не тёлка, а женщина, и я не могу скинуть, а вот абортироваться от одного вашего постного вида могу. Восемь рублей – и никаких разговоров.

– Семь рубликов у меня.

Продавщица пожала плечами:

– Раньше стоила пять. Новый генсек сделал восемь рублей.

– Ладно, плачу, но плачу, – сказал Иван, доставая деньги.

– А говорил, нету денег!

– Последние, потом… кровью.

– Вот ваша лопата!

Он взял её и вышел из полутёмного магазина на свет божий. Нo свет божий померк у него в глазах: выпивки больше не будет, да ещё как добираться до дому без денег? Решил найти соседа, думая: «Не мог же он уехать так скоро. Где-то тут стоянка возле базара должна быть. А если нет, то, на худой конец, попрошу водителя автобуса – подвезёт, их вон здесь сколько бегает, авось какой-нибудь и согласится. Свет же не без добрых людей!»

С этими мыслями он шёл, хмель выходил, ливер возжаждал ещё глотнуть. Стал посматривать на лопату и поругивать завмага, потом перешёл на генсека, думая, что это он виноват: поднял цены, а если бы не поднял, ему бы хватило на бутылочку. И тут он заметил остановившегося и смотревшего на его лопату прохожего. Тот с улыбочкой подошёл и спросил:

– Купил?

– Купил, – ответил Иван.

Ему захотелось поделиться своими мыслями с человеком, который так внимательно и с сочувствием смотрит на него.

– Понимаешь, цены подняли. Генсек называется, едрит его в душу! Лопата стоила пять рубликов, а сейчас восемь, а зарплата не поднялась. Взять бы эту лопату двумя руками за черенок, размахнуть и генсеку кы-ы-к… дать по заднице, чтобы из штанов вылетел.

– Что? Что ты сказал про генсека, лодырь?! То-то я вижу, как ты туда-сюда в рабочий день… Я сотрудник КГБ, – полез он в карман. – Да по тебе статья плачет, та самая – с десятью годами без права переписки.

Никогда ещё в жизни так не бегал Иван: лопата на плече, грудь вперёд, голова откинута назад и ветер кепку подымает, словно хочет волосы расчесать.

Сотрудник кричит:

– Держите его, задержите его! Это террорист!

– Эй, берегись, задавлю! – благим матом орал Иван.

И люди шарахались от него, уж больно глаза у него сумасшедшие были. Бежит Иван и всё лопочет в страхе: «Вот так попал, вот так попался!»

От всего случившегося великим спортсменом в единый миг стал. Так и через высокий забор маханул и оторопел – к нему навстречу бежит московская сторожевая, лобастая, с широко поставленными глазами, огромными клыками, и губы у неё, как раны сквозные с чёрной пиявкой сукровицы. Встала перед ним на дыбы в двух шагах, задыхаясь от злобного лая и сдавившего её ошейника. «Ну вот и смерть моя», – решил Иван и лопату в две руки взял – теперь не от воображаемого генсека, а от реальной собаки отбиваться.

Тут и хозяин из дверей веранды вышел, мужик здоровый.

– Ты лопату брось, а то ненароком спущу – живым не уйдёшь, собака не подсудна.

Отрезвел Иван совсем. Лопату опустил, стоит, ждёт. А хозяин "фу" собаке сказал и лопату из его рук, озлясь, вырвал.

– Ты почто в огород полез – редиску воровать надумал?

Сквозь двухслойную плёнку, натянутую на проволоку, была видна зелень редиски.

– Ишь, моду взяли! Прошлый год копнули – не усмотрел тогда, а теперь ты попался. Рано, дружок, налёт сделал. Развелось вас! Не повернуться, не оглянуться – сразу обчистите. Ты из этих, что ли? – и в шею Ивана хрястнул кулаком.

Иван смолчал: собака в двух шагах, не собака – лев.

– Будешь ещё воровать, будешь? – снова Ивана ткнул мужик в шею.

– Я, я, я… – залепетал Иван, не зная, что сказать.

«От КГБ прячусь? А как спросит, почему…»