Тогда ребёнок будет не только знать, что родители его любят не за что-то, а просто так, но ещё и чувствовать это. Чувствовать всеми фибрами своей души. А это чувствование поможет ему в дальнейшем распахнуть свои ранее сложенные крылья и взлететь так высоко, как ему этого захочется.

***

Я ходил в школу, на улицу, играл, веселился, грустил, – в общем, всё как у большинства тех, кто был на тот момент в моём окружении. Так прошёл десяток лет.

Десяток лет, в которых было много непонимания и нелепых обид на ровном месте. Сейчас я, конечно, просто бы не обратил на них внимания, а если бы и обратил, то совсем под другим углом видения. И реакция была бы совсем другая. Здесь и вступает в свои права жизненный опыт, закалённый и отшлифованный годами и ситуациями характер, разбор полётов и следовавшие за ним выводы в контексте своего поведения и отношения к происходящему.

Да, школьные годы, как и студенческие, по праву считаются самыми лучшими в начале нашего жизненного пути. Даже не смотря на все те детские тяготы и негодования, всё равно они навсегда остаются в нашей памяти почему-то самыми лучшими.

С искажённым самовосприятием и с совершенным непониманием, как лучше для меня, я успел посетить ещё и армейские казармы, в которых мне пришлось застрять на целых полтора года. Для меня это было не самое лучшее время жизни, тем не менее, какую-то часть взросления я там возможно приобрёл. А возможно это оказалась всего лишь иллюзией взрослости.

Я в армии, фото из личного архива

По дороге в войсковую часть, где нас уже ждали военачальники и так называемые «деды» с «полугодками», наш призыв очень сильно отличился. В частности, из-за огромного количества выпитого алкоголя почти весь вагон призывников оказался настолько пьян, что у нас началась так называемая междуусобная война с применением кулачного орудия. Даже нашему сопровождающему мало не показалось: его голубая офицерская шинель к концу поездки приобрела багровый оттенок, особенно, в местах ближе к лицу.

Почему так получилось с сопровождающим, я не помню. По рассказам очевидцев, цвет шинели поменялся в результате его миротворческой миссии, в процессе которой он пытался всех нас разнять и усмирить. Как оказалось, мы к этому были совсем не готовы и тем более – не согласны, в результате чего в нас проснулся инстинкт «самозащиты».

Я недалеко ушёл от сопровождающего: губа была рассечена в двух местах, причём в одном из них её как будто ножом разрезали пополам, а в другом – сделали сквозную дыру для отвода слюноотделения, которая помогала пережить моменты вида вкусной еды за столом, но эта была всего лишь моя наивная фантазия, которая в скором времени разбилась о скалы как корабль в шторм.

По приезду нас, пьяных призывников, отправили в спортзал, где мы несколько часов просто стояли, чтобы протрезветь.

Сознание вернулось утром следующего дня. А с приходом сознания пришёл и большой голод, который в рамках армейских будней удовлетворить оказалось невозможно. Наш рацион был настолько скудным, что – прошу простить меня за подробности – опорожнить кишечник я смог только спустя девять дней. ДЕВЯТЬ! К этому моменту я был напуган мыслями, что с моим организмом что-то не так и я страшно болен.

К скудному рациону добавилось слишком ограниченное время приёма пищи по указанию дедов, которым мы по внегласным правилам должны были чуть ли не поклоняться, как богам. У меня сложилось ощущение, что они специально хотят заморить нас голодом и посмотреть, кого на сколько хватит. Допом шли безумные физические нагрузки.