В двадцатых числах сентября мы приняли известие о субботнике. Разумеется, Стефан сообщил, что в его традиции субботники не приветствуются. Но про субботу никто не говорил. Когда приближался субботник, проводили его в четверг и пятницу. Нам повезло, мы убирались в пятницу, на утренних уроках труда.

Трудовика звали Горыныч. Это такой мужик за пятьдесят, с громадными морщинами на лице от бурной молодости. Никакого педагогического образования не имел и воспитывал учеников только с точки зрения мужика. Мат для него – не ругань, это составная часть речи. Уроки у него были всегда одни и те же. Каждый год в течение двух лет мы начинали делать граблю для взрыхления земли в цветочных горшках. Горыныч рисовал нам чертёж на доске, за шесть-восемь уроков мы старательно занимались изготовлением. Само собой, все у нас интеллигенты, дара работы с металлом лишены. Особенно отличался Таволайнен. Он умудрялся делать граблю, у которой концы торчат в разные стороны. Горыныч собирал сделанные грабли, выкидывал их в мусорку, ставил пятерки, и мы начинали делать новые. Ни одной грабли на память мы так и не стащили.

Его уроки всегда были утром в пятницу, мы часто готовились к другим занятиям в это время, если нечего делать. Но в эти два первых урока нам предстояло убирать территорию хозяйственного двора. Это кусок территории лицея, с которого производился вывоз мусора.

– Всё убранное с других участков часто сбрасывают сюда, – кивнул Стефан.

– Так это что же, мы убираемся на помойке?

Стефан улыбнулся.

Утро, мы всемером, с одинаково старыми средствами подметания в руках, мерзнем. Таволайнен был с метлой. Он бегал с ней еще утром по школе, попытался взлететь перед кабинетом директора. Мы вышли на священную землю, презрительно обвели взглядом грязный участок, и вздохнули.

– Вы вот это вот уберёте, – махнул рукой трудовик на кирпичную стену и строительный мусор под ней, – вон там подметёте, здесь оформите.

– Обещаем, всё сделаем в лучшем виде, – отрапортовал Томаш. – Можно начинать?

– Он у вас всегда такой важный? – повернулся к нам трудовик

– Мы работаем над этим, – улыбнулся Лиор.

– Приду скоро, проверю, – отозвался трудовик и повернулся спиной.

Поначалу мы убирались, упорно мели пыль в разные стороны. Выстроились в круг и просто передавала друг другу грязь. Скука. А скука зажигает монстра. Я достал камеру и начал снимать. Прислонился к кирпичной перегородке, непонятно зачем построенной. Славик, не имея ни малейшего желания вести уборку, начал подбрасывать свой веник в воздух.

– Р-р-раз! Дв-а-а-а! – задыхался от усилий Лиор, кидая веник в воздух. – Ура, веники летают!

Остальные ребята тоже присели, наблюдая за шоу.

– Рра-з! – Веник взмыл в воздух. – Двв-ва!

– Славик, они рассыпятся! – заорал Бустендорф. Прутья были скреплены заржавевшей проволокой.

– Трри!

Наступила изюминка. Окна спортзала за стеной выходят на территорию хозяйственного двора. Я до сих пор не могу понять, на кой чёрт их сделали вместе с подоконниками. Они на высоте пяти метров, ведь ни с одной стороны до этих окон не добраться. Славик снова подбросил веник вверх. Веник упал аккурат на подоконник. Допрыгнуть никак нельзя, а сам веничек падать вовсе не собирается.

– Хреновенько, – протянул Киткат.

Лиор надул губы и не сдался. Он схватывает первый лежащий веник и начал им размахивать

– Р-р-раз! Дв-а-а-а!

Второй веник добирается до подоконника, чуть зависает в воздухе, и укладывается рядом с первым. Теперь их там две штуки.

– Сволочь! – завизжал Лиор.

На Китката вдруг напал хохот. Славик, не растерявшись, схватывает третий веник и подбрасывает его вверх. Конечно, ситуация на миллион, меткостью Лиор никогда не славился. Но НЕУЖЕЛИ ТАК СЛУЧИЛОСЬ, что и третий веник застрял на том подоконнике? Да, он был там.