– Ну да. Полузапрещенная такая.
– Да, полузапрещенная. А она закупила нам аппаратуру, дала эти гитары и даже иногда предоставляла свой кабинет. То есть мы, конечно, когда она заходила, играли какие-то такие общепринятые песни, а потом уже начинали зудеть свое.
– Слушай, а переходный возраст? Получается, ты вообще был таким приличным мальчиком. Или ты был хулиганистый?
– Все мы были немного хулиганистые, потому что двор, конечно, был, разношерстный.
– Немного или много?
– У нас были ребята, которые только что вернулись с зоны. Уже, так сказать, ходили по малолетке. Были ребята постарше. Такая компания была – от десяти до и двадцати с лишним лет. Покуривали втихую. Я, кстати, несколько раз в том возрасте начинал, пытался курить, но у меня так и не получилось. То есть лет с десяти.
– А почему не получилось, не понравилось?
– Да. Просто не хотелось быть белой вороной в компании, там курили все, включая иногда и девушек. Вот и я пытался, а потом понял, что никакого удовольствия от этого не получаю, так зачем мне это надо? Последняя попытка была где-то, наверное, на первом курсе института. Нет, скорее даже в десятом классе. И все, потом я завязал с этой ерундой.
– Ну а трудные моменты твоим родителям приходилось переживать?
– Наверное, да, потому что мы иногда собирались компанией, и старшие товарищи говорили: «Что, ребята, может, выпьем?» Таких моментов было несколько, но, слава Богу, все заканчивалось обычным образом, то есть я просто ложился спать, и все. Но я помню, когда отец меня встречал, он никогда не устраивал мне сцен. Потому что с человеком в таком состоянии бессмысленно разговаривать, у него вертолет в голове.
– И папа понимал?
– Да. И я думаю, что это очень правильно, потому что в любом случае надо говорить на трезвую голову. Нотации читать – это проще простого.
– А что надо делать?
– Надо с ребенком найти общий язык, совершенно на другие темы разговаривать, увлекать его. Вот если ты видишь, что он интересуется чем-то, то надо поддержать. К разговору о музыке. Когда я уже начал думать о том, что должен быть свой собственный инструмент, чтобы по-настоящему… Это ведь денег стоило, лютых денег. Помню, я положил глаза на гитару, которую продавал какой-то фарцовщик. Запросил он, Господи, 250 рублей – по тем временам гигантские деньги. То есть это две зарплаты месячных для обычного рядового человека. И мама с моим любимым отчимом, они мне сразу и помогли. Спросили, конечно, зачем. Я говорю – вот так и так. Может, было несколько фраз: «Ты точно уверен, что это вот тебе надо?», но какого-то такого отговаривания не было.
– Они тебя поддержали?
– Они меня поддержали. И на самом деле это дорогого стоит. Ведь могло быть баловством, кто его знает, куда он эти деньги денет. Но в то же время, это как в известной сказке у Ганса Христиана: «Вы должны баловать своих детей, тогда из них вырастают настоящие разбойники».
– Хорошо, давай немножко в другую сторону, о других трудностях. Дети иногда задают своим родителям сложные вопросы. Например, считается, что сложный вопрос: «Откуда я появился и как получился?» Ты задавал сложные вопросы своим родителям, или, может, тебе твои дети задавали, ставили тебя в сложное положение?
– Что касается меня, такие вопросы обсуждались во дворе и в школе, у родителей не спрашивали.
– Ну, может, не эти, может, другие.
– Нет, именно эти. Двор – это вообще отдельная история. Сейчас, думаю, такого места, как мой тушинский двор, просто нет, утеряно уже. Это была некая культурная среда под названием «двор». Нет уже вот этих коробок хоккейных, где летом и мини-футбол, и волейбольная площадка. Вообще ничего нет.