– Наверное, просто нельзя уже, как раньше, без присмотра на целый день детей оставлять? Просто жизнь другая.

– Тоже верно, да. Раньше спокойно было, родители работали, а ты…

– Сам себе предоставлен.

– После продленки возвращаешься, и был еще какой-то промежуток времени. А родители должны были вернуться часов в семь-восемь.

– И в этот промежуток ты был сам себе предоставлен.

– Да.

– С этим понятно, а твои дети, не помнишь, задавали тебе какие-нибудь вопросы, которые ставили тебя в тупик?

– Да какой вопрос может поставить в тупик? Всегда же можно объяснить понятным ребенку языком.

– О’кей, хорошо. Вот видишь шляпу? В ней звездные папы оставляют всякие сложные вопросы, которые им дети задавали.

– А если я ни одного такого вопроса не вспомню, то что я оставлю?

– Я тебе другое хочу предложить. Ты можешь вытащить вопрос и ответить на него так, как ответил бы своему ребенку.

– Хороший вопрос, слушайте. «Где заканчивается небо?»

– Песню можно написать на эту тему.

– Где заканчивается небо… Я в своем детстве отца спрашивал: «Папа, а что значит бесконечность? Как так может быть?»

– Это и есть ответ на этот вопрос?

– Практически, да. Ведь небо – это бесконечность некая. Сейчас мы уже понимаем, что можно вылететь за пределы земного неба. А дальше, видимо, попадаешь под другое какое-то небо. Поэтому небо нигде не заканчивается. Небо начинается внутри тебя, и оно везде потом.

– И что насчет песни на эту тему?

– А у меня много песен, связанных с небом. То есть не то чтобы очень много, но несколько песен есть. Другое дело, что люди помнят другие песни.

– Давай перейдем к твоим детям. Расскажи, пожалуйста, о них, расскажи о каждом. Ну, понемножку хотя бы.

– Павел Сергеевич Галанин, тридцать лет от роду.

– Что он за человек?

– Он такой… Он не со всеми, ну, и я такой, так что все правильно. Во-первых, мои дети лучше, чем я, начнем с этого.

– Не может такого быть, чтобы лучше, чем ты.

– Да, да, да.



– Не верю. Ты такой классный.

– Еще как может. Мой старший… он очень спортивный, и весь в татуировках, вот.

– Тебе это нравится?

– Нравится, не нравится – это не из этой категории.

– Почему?

– Во-первых, это его право.

– Но ты ведь как-то относишься к этому?

– Я полжизни думал о том, какую мне сделать татуировку, а потом, когда понял, что все вокруг делают, я решил, что лучше останусь девственным.

– Вот смотрите, какой парень.

– Рок-музыкант без татуировок.

– Все курили – он не стал. Все в татуировках – он остался девственным. Вот это я понимаю.

– Я ему говорю: «Паша, если ты что-то делаешь, надо… Вот тебя спросят, а что это, так ты объясни. Отвечай, так сказать, за базар, что это у тебя здесь такое. То есть ты должен понимать, что это за символ и что он значит для тебя». Сейчас многие делают татуировку, пытаясь защитить себя, какие-то комплексы свои таким образом разрушить.

– А не потому ли делают, что хотят своим телом говорить? Демонстрируют на теле, что они из себя представляют. Какая-то реклама себя, нет?

– Я думаю, если человек делает продуманные какие-то татуировки, то отчасти, наверное, да. Но мне кажется, это все-таки доспехи некие. Сделаешь, и человеку кажется, что он стал сильнее, что защищенность какая-то появилась, а для мужчины – некая брутальность.

– Он у тебя весь в татуировках?

– Да, он такой. На лицо только не пошло. Я ему говорю: «Ты же понимаешь вот?» – «Я да, я могу дать ответ». Началось у него все… на груди появилось слово «Мария». Ему тогда было лет 16, может быть. Я говорю: «А что это такое, сынок?» Он говорит: «Это бабушка моя». И действительно, потому что мама работала, папа был на гастролях, и иногда сын сидел… даже не с бабушкой, бабушка – Ольга, а с прабабушкой. Баба Маня, Мария. Мария Григорьевна. И вот он написал «Мария». И от этой Марии пошло-пошло. Ведь, как говорят люди, знающие в этом толк, стоит сделать первую, а дальше – все, остановиться очень сложно.