И теперь она снова сидела в кабинете под десятком тщательно избегаемых взглядов и рассказывала про то, чего нормальным людям видеть и слышать не положено. Автомат функционировал отменно, и хотя Мария Станиславовна давно забросила опостылевшие учебники, она до сих пор могла машинально воспроизвести то, что некогда в них прочитала.
– Любые галлюцинации всегда болезненны. Они не могут встречаться в норме.
И плевать, что даже не все психиатры с этим согласны.
Так учат на кафедре. Так пишут в учебниках. Так должен говорить добропорядочный ординатор. К счастью, думать при этом можно всё, что угодно.
«Он, кажется, учёный, какой-то мудрец, а не просто космический разум, да ведь?» – думала Мария Станиславовна. Среди единичных обрывков фраз, которые ей удалось сохранить по пробуждении, было имя: Ир-Птак. Она помнила его с той беспокойной ночи перед провальным экзаменом, когда была ещё почти ребёнком, и многие ошибки, горести и разочарования только предстояло пережить. Да, с тех пор многое произошло, но немногое изменилось.
– В качестве особой разновидности галлюцинаций выделяют гипнагогические – зрительные и слуховые образы, возникающие перед сном, обычно при закрытых глазах. Это может быть проявлением различных психопатологических состояний.
И ни к чему упоминать вслух, что даже некоторые классики отечественной психиатрии считали их вариантом нормы.
А Крис Теодороу вообще сказал бы, что сама структура реальности подталкивает сознание к галлюцинированию. Тут и параллельные миры, и голографические проекции, и ещё невесть какая заумная муть.
Впрочем, хоть он и симпатичный во всех отношениях дядька, его экстравагантные утверждения всё-таки больше из области метафизики. Излишняя учёность не уберегает его от элементарной логической ошибки: нельзя экстраполировать объяснительные модели из одной области знания на все случаи жизни.
Ведь любая модель соответствует реальности лишь в определённых пределах. Законы квантовой механики хороши для микрочастиц, но не подходят для других сфер и уровней бытия. Так что лучше оставить физику физикам, а психиатрию психиатрам. Разные области реальности описываются разными теориями, которые могут противоречить друг другу. Многих учёных это совершенно не смущает. Большинство людей об этом даже не задумываются. Это нормально.
А галлюцинации – нет.
Но, согласившись с этим выводом в мысленном споре с самой собой, Мария Станиславовна с неизбежностью должна была признать то, что из него закономерно следует.
«Он не мудрец и не космический разум, а голос в голове, который, как и шёпот тьмы, и всё остальное, непроизвольно возникающее внутри сознания и мешающее думать, как, быть может, и странные сны даже, и мечты, и всё, что кажется более настоящим, чем эта бесцельная жизнь, является патологией».
Но она не могла, не хотела с этим мириться.
Поэтому оставалось уповать на неполноценность психиатрии и современной науки вообще – а вместе с ней и логики, запрещающей Крису Теодороу рассматривать Вселенную как целое, управляемое одними и теми же законами на всех уровнях и во всех областях.
***
До отделения Мария Станиславовна добралась только на следующий день и с порога услышала шум и крики из дальнего конца коридора – оттуда, где располагались палаты с самыми тяжёлыми пациентами. Несчастный безумец громогласно убеждал окружающих, что кто-то кого-то убил и ему нельзя доверять. Сан Саныч пытался его перекричать. Бегали санитары. Что-то загремело – как будто большой, и, вероятно, одушевлённый предмет влетел в стену. Ну, ничего необычного, в общем.
Мария Станиславовна обречённо вздохнула и пошла в ординаторскую.