Мария Станиславовна вздрогнула от холода. Ветер врывался в распахнутое настежь окно, леденя кожу под тонкой рубашкой. На лицо упали первые капли дождя.

Потом она долго сидела на кухне под мерное тиканье старинных настенных часов в вычурной деревянной оправе, силясь согреться у плиты и забыв про давно остывший чай. Она не могла собраться поверить, что окно распахнулось само собой, а монотонный крик всё звучал и звучал, такой же далёкий и жуткий, но уже не на улице, а в голове.

Оправа часов изображала корабельный якорь со штурвалом о двенадцати спицах, чьи изогнутые рукояти напоминали солнечные лучи, какие рисуют в алхимических трактатах – острые языки пламени, закрученные вправо. Часы висели здесь всё время, а до этого в родительском доме, но Мария Станиславовна никогда не обращала внимания на мелкие латинские буквы на циферблате. Название фирмы-производителя.

Она пригляделась и прочитала: «Адарис».

***

В голове звенела гулкая тишина, в которой, казалось, слышалось монотонное электрическое потрескивание нервных клеток. Где-то в неопределённой глубине, простирающейся, вероятно, за пределы черепной коробки и её содержимого в необозримую даль иных пространств и категорий бытия, эта напряжённая тишина мерно пульсировала невозмутимыми волнами безбрежного океана, из отрешённых космических бездн неведомым образом вливаясь в хрупкую ограниченность беспокойной материи, отдаваясь мягким стуком в висках.

– Ир-Птак?..

Как рождаются мысли? Откуда они берутся? Из мыслеимпульсов – совершенно неуловимых подчас и неосознаваемых вовсе – по какой-то странной прихоти вдруг уплотняются, концентрируются, обретают форму, позволяя различить содержание. Оно, в свою очередь, оформляется в слова, становясь более очерченным и ясным, но ограниченным, утратившим некий неуловимый аспект, не имеющий наименований в человеческом языке и потому не способный быть выраженным с его помощью. Если долго вслушиваться в напряжённую тишину собственного молчания, окружённую незримыми и незыблемыми стенами внешней тишины, можно услышать…

Голос – мягкий вкрадчивый бархат – не сразу пробился сквозь шелест встревоженных мыслей. В нём слышалась усталость – та же, что распластала под собой беспомощное сознание засыпающего ординатора.

Он настиг её между явью и сном, донёсся из других измерений, сокрытых в закоулках меж плотной материей. Он говорил странные вещи, казавшиеся величайшим откровением, но Мария Станиславовна не могла воспроизвести их в уме. Отдельные фрагменты фраз, которые удавалось выцепить отчаянным мысленным усилием, казались лишёнными значения, а потому не сохранялись в памяти.

Голос некого могущественного существа, которое, как ей подумалось на миг, тесно сплетено с её душой, затаилось в глубинах её разума до того, как взорвались первые звёзды, чьи атомы приняли форму её мозга.

Он настиг её не в первый раз.

Разумеется, никто не знал об этом, даже Ингвар. И, разумеется, она всеми силами старалась не придавать этому значения. Это же просто сон. Или преддверие сна, какая разница? Во сне чего только не увидишь и не услышишь.

Разумеется, она понимала, что обманывает себя.

***

Лучший способ справиться с тяжестью понедельника – не думать о ней. Не рассуждать о том, что безумно хочется спать, что ни на чём не можешь сконцентрироваться и не представляешь, как выдержать несколько часов общения с людьми да ещё и не обнаружить собственную полнейшую непригодность. Просто идти и делать, что скажут. И будь что будет.

Марию Станиславовну попросили провести занятие у студентов. Обычное дело – заменить преподавателя, такое было не раз на первом году.