Она подносила фараону кубок за кубком, её алые губы шептали что-то, от чего он улыбался.

За столами весело проводили время вельможи в белых плиссированных одеждах, жрецы в леопардовых шкурах, знатные дамы с конусами благовоний на головах.

Охранники в тени колонн наблюдали за всем, держа руки на рукоятях кинжалов, но оставаясь невидимыми.

Когда луна поднялась высоко, фараон поднялся с ложа, взял Небет за руку и удалился в свои покои.

А пир продолжался до рассвета.

В царских покоях, где воздух был тяжел от аромата сандалового масла и страсти, фараон, утопая в шелках и объятиях Небет, наконец ослабил узду своих мыслей.

– Сам Тот явился мне… – его голос, обычно твердый, теперь звучал томно, как усталый Нил в сезон спада вод. – В святилище… золотые символы в воздухе… «Храни чистоту крови», сказал он…

Его пальцы бессознательно сжимали запястье Небет, когда он говорил о новом храме, который возведет в честь бога мудрости – величественном, как сама пирамида Хеопса.

– Исидора… и Камос… – прошептал он, уже почти погружаясь в сон. – После праздника… жрецы вычислят день…

Его дыхание стало ровным.

Небет лежала без сна, её карие глаза сверкали в полумраке, как у хищницы в лунную ночь.

«О, боги…» – пронеслось в её голове, и губы сами растянулись в улыбке, которую она не смела показать при свете дня.

Её план, тщательно сотканный из лжи и святотатства, работал лучше, чем она могла мечтать. Жрец-обманщик сыграл свою роль безупречно. Фараон проглотил наживку, как неряшливый нильский окунь. Судьба Исидоры теперь была в её руках.

Она осторожно приподнялась, чтобы не разбудить повелителя, и подошла к окну. Где-то внизу, в садах, всё ещё слышался смех и музыка – пир продолжался, не ведая, какие решения созрели в этой спальне.

– Пусть праздник Хатхор придет скорее… – прошептала она, глядя на звезды, будто они были её сообщниками.

А затем вернулась в постель, к спящему фараону, уже представляя, как скоро её сын станет не просто мужем принцессы…

Но чем-то гораздо большим.

И боги, казалось, действительно были на её стороне.

***

Луна, холодная и безразличная, серебрила песок под ногами воинов, занятых последними приготовлениями. В отличие от праздного Мемфиса, здесь царила строгая дисциплина – ни смеха, ни лишних слов, только сдержанные команды и точные движения.

На каменном возвышении, служившем импровизированным командным пунктом, стоял Тахмурес. Его поза излучала непререкаемый авторитет – спина прямая, как древко боевого знамени, глаза суженные, будто высматривающие малейший недостаток в подготовке отряда. Лицо наследника было непроницаемо, словно высечено из красного гранита Асуана. Лишь изредка он подавал молчаливые команды.

Хефрен, как тень принца, мгновенно улавливал эти безмолвные приказы и передавал их дальше:

– Проверить упряжи!

– Пересчитать стрелы!

– Проверить колчаны!

Воинам не нужно было повторять дважды – они работали с сосредоточенностью бальзамировщиков, готовящих тело фараона к вечной жизни.

Когда последняя колесница была проверена, последний колчан пересчитан, Хефрен подал сигнал к отдыху:

– Отбой! Первая смена караула – на посты. Остальным – спать. Подъем до рассвета.

Военная машина «Стрел Монту» замерла. Лишь призрачные фигуры дозорных скользили между шатрами, их бронзовые наконечники копий иногда вспыхивали в лунном свете.

Тахмурес всё ещё стоял на своем возвышении, теперь уже в полном одиночестве. Его взгляд был устремлен в сторону Мемфиса.

А здесь, в лагере, воины спали крепким сном тех, кто знает – завтра их ждёт не просто парад, а ещё один шаг к судьбе.

***

Тишина храмового сада казалась неестественно громкой после дневной суеты. Исидора, завернувшись в тонкую шаль, ступала босыми ногами по остывшему за ночь камню. Сон бежал от неё, как вода сквозь пальцы – все мысли занимало завтрашнее возвращение отряда.