– Джейк? – выдохнул он. – Это я.

Ответа не было. Он опустился на колени, как тогда – после. Когда уже всё случилось. Когда было поздно. Положил руку на одеяло – и прижал к себе. Оно было холодным. Но под ним – ничего не было. Только подушка. И записка:

«Я ждал, папа. Но ты ушёл.»

Итан не закричал. Он просто забыл, как дышать. Потом – шаг. Где-то за спиной. Он обернулся. И снова увидел себя. Но теперь – совсем иного. Высокого. Молчаливого. В чёрном пальто. С лицом, будто вырезанным из пепла.

– Это всё? – спросил Итан. – Это конец?

– Нет, – ответил двойник. – Это начало. Если ты захочешь идти дальше.

– Но… Джейка здесь нет.

– Он там, где ты его оставил. В реальности. А ты? Где ты?

Итан не ответил. Он посмотрел на стену —

и увидел дверь. Ещё одну. Она мерцала, как мираж. Как шанс.

Он подошёл к двери.

Мерцание становилось сильнее, будто распознавая его приближение. На мгновение он увидел в поверхности не дерево, а воду – зыбкую, прозрачную, отражающую не лицо, а чувства. Страх. Надежду. Сожаление.

Он протянул руку – и дверь дёрнулась, словно дышала. Коснулся ладонью. Прохлада. Пульсирующая, как сердце, готовое сорваться в бег.

– Не бойся, – сказал голос за спиной.

Но он не обернулся. Он знал: это был всё тот же он. Другой. Тот, кто знал больше. Кто ждал.

– Там не будет ответов, – продолжил голос. – Только правда.

– А если я не готов?

– Тогда всё повторится. Снова. И снова.

Он закрыл глаза. Перед внутренним взором – Джейк. Маленький. В пижаме с динозавром. Смотрит снизу вверх, с той самой улыбкой, которая делает слабым любого родителя. Смотрит – и ждет. Не объяснений. Не прощения. Просто – присутствия.

Итан открыл глаза, и вошёл.

Ощущение падения было мягким, как сон.

Он оказался в коридоре – длинном, узком, с множеством дверей. Потолок исчезал во мраке, пол скрипел, но не под его ногами – сам по себе, будто здание дышало.

Одна из дверей была приоткрыта.

Изнутри доносился голос.

– …и тогда он просто ушёл.

– Ты не вини его. Он испугался.

– Он всегда боялся.

Итан шагнул ближе. Заглянул.

Комната была некомфортно знакомой.

Кухня. Старый стол. Скатерть с пятнами. Женщина – спиной к нему. Волосы убраны, руки в раковине. Рядом – мальчик. Маленький. Рисует на листке. Дом. Дерево. И надпись: “мама + папа + я”.

Он сделал шаг, и всё исчезло. Остался только голос.

– Это ты.

– Ты смотришь на то, что стёр.

– И должен решить: оставить так… или вспомнить. Всё.

Впереди замерцала ещё одна дверь. Чуть приоткрыта. Итан выдохнул, и пошёл. Он толкнул следующую дверь.

Щель расширилась, впуская его в новый фрагмент себя.

Комната была залита тусклым, серо-жёлтым светом, как в больницах или снах, где всё кажется стерильным и ненастоящим.

Металлическая кровать. Капельница. Окно, за которым не было пейзажа – только белизна, как будто за ним никто никогда не рисовал мир. На кровати – мужчина. Лежит, глаза закрыты. На лбу – бинт, провод, датчики.

Итан застыл. Это был он. Он медленно подошёл, глядя на себя со стороны. Каждое движение казалось неправильным, как будто нарушает тишину, в которой жил этот человек. Его дыхание было медленным, почти невесомым. Почти мёртвым.

– Смотри, – снова сказал голос за спиной, но теперь тише, почти с сожалением. – Вот ты. Настоящий. Без масок. Без слов.

Итан положил ладонь на край кровати.

В груди кольнуло. Что-то между виной и жалостью. Он так долго бежал от себя. Прятался в образах. В гневе. В алкоголе. В боли. А теперь всё, что осталось – это тело. Лежащее между мирами.

– Почему ты показываешь мне это?

– Потому что ты должен решить. Останешься ли ты в этом теле. Или вернёшься – к тому, кто ещё может ждать.