– Открой.

Он повернулся к люку. Тот дышал. Реально дышал – металл то вздувался, то оседал, будто за ним была не пустота, а грудная клетка чудовища. Он потянулся к кольцу. Холод. Лёд. Позади – голос Эллисон:

– Если откроешь, ты уже не вернёшься…

Он закрыл глаза, и дёрнул. Люк с визгом распахнулся. Из-под него хлынул чёрный пар, густой и жирный, как сажа из костей. А под ним – лестница вниз. Каменная. Ведущая туда, где не было времени. Туда, где спрятано то, что нельзя простить. Он задержал дыхание, и начал спуск. Шаг за шагом. Каждая ступень будто создана из чего-то забытого. Камень – но не просто камень. Он шершав, как сухая кожа, впитывающая звук. Под ногами не эхо – а воспоминание о боли. Каждое касание – будто он ступал по чьим-то ошибкам.

Темнота сгущалась, но не потому что не было света. А потому что он перестал быть нужен. Всё вокруг – стало внутренним. Лестница уходила не вниз, а вглубь себя. Он провёл рукой по стене. Гладкая. Потом – шершавая. Потом – влажная, как будто плакала. Воздух тяжёлел. Становилось трудно дышать. Запах – не сырости. А чего-то старого, забытого. Запах мёртвого молока и гари. Как если бы здесь когда-то сгорел детский сон. Он услышал капли. Но не воды. Что-то гуще. Кап… кап… кап… И с каждым шагом звук приближался, но источник – был в нём. Капала вина. Его собственная. Сверху уже не было света. Только глухой, затаившийся мрак. Словно потолок, закрывшийся за ним, больше не пустит обратно. Словно выбора больше нет. На стенах начали появляться царапины. Слова, выбитые ногтями. Или когтями?

«Ты знал.»

«Ты выбрал.»

«Ты забыл.»

«Ты помнил, но молчал.»

Он знал, что это пишет не кто-то. Это он сам. Руками, которых не помнит. Во сне, который не закончится. Он остановился. Впереди – не ступень, а пропасть. Но не бесконечная. Там внизу – дверь. Одинокая. Серая, без ручки. Дверь, которую можно открыть только если знаешь, зачем пришёл. Он посмотрел вниз, и услышал голос сына:

– Папа… папа, я здесь. Только не смотри.

Он сделал шаг, и прыгнул. Мир не исчез – он перевернулся. Пространство застонало, как живое, и сразу же распалось на крик, звук, тьму и жар. Падение не было падением – это было размыкание. Связь с телом оборвалась первой. Потом – чувство времени. Потом – страх. Он падал долго, но не знал, как долго. Может, вечность. Может, миг.

Мимо него – мелькали фрагменты.

Глаза жены – испуганные.

Сын – отвернулся.

Бар – тусклый свет, пустой стакан.

Крик – и кровь.

Руки на руле – дрожащие.

Он падал в свои поступки. Тело будто рвало на части – но боли не было. Только осознание. Каждый обрывок памяти резал внутри – как стекло, что вспарывает изнутри. Ветер стал человеческим голосом. Он шептал:

«Ты мог остановиться.»

«Ты выбрал ускориться.»

«Ты знал, что она больше не простит.»

«Ты не хотел прощения. Ты хотел – исчезнуть.»

Он закрыл глаза. Но это ничего не изменило. И вдруг – удар. Тело сотряслось. Вокруг – тишина. Где-то за спиной – остались обрывки, искры, крик. Под ногами – металл. Холодный, мокрый. Он упал на крышку люка. Всё остановилось. Но сердце всё ещё падало. Он открыл глаза. И понял – теперь он должен открыть люк. А там, что-то ждёт.

Он медленно поднялся, чувствуя, как люк под ним будто дышит – едва заметно, но с ритмом, похожим на человеческий. Металл был гладким, старым, исписанным царапинами. Некоторые из них были буквами. Или казались ими. R—e—m—e—m—b—e—r. Он провёл по ним пальцем. Надпись исчезла, будто была написана пеплом. Он положил ладони на крышку. Та была тёплой. Не от жара – от чего-то глубже. Оттого, что за ней… ждали. Он надавил. Люк открылся без скрипа – почти по-живому. И сразу же снизу пахнуло влажностью, пылью и чем-то неуловимым – смесью детского дыхания, табака и заплесневелого ковра. Он спрыгнул внутрь. Тьма не была пустотой. Она обступила со всех сторон – плотная, как забытые мысли. Он стоял на лестнице, ведущей вниз, в подвал, который, казалось, был построен не для хранения – а для сокрытия. Каждая ступень под ним будто отзывалась эхом, не в пространстве – в нём. Звуки шагов были не звуками – а воспоминаниями. Он узнал этот запах. Узнал скрип. Узнал саму темноту.