Пепел и сумерки. Том 1. Восход Неизбежного Артём Багров

Доверие – самая хрупкая из всех иллюзий. Оно создаёт связь, но в один миг способно разрушить всё. Мы строим его на словах, поступках, взглядах… но что, если за масками скрывается нечто большее?

В этом мире не только люди носят маски. Гораздо глубже, за пределами реальности, сплетаются древние нити судьбы. Магия, забытая большинством, продолжает шептать в тени, пробуждая тех, кто осмелится услышать. Но у силы есть цена – и не всякий сможет её заплатить.

Доверие – это риск. Оно способно спасти, но может стать ножом, вонзающимся в спину. Есть ли разница между светом и тьмой, если оба ведут к бездне?

История, что ты держишь в руках, – это путь через сомнения и страх, боль и предательство, поиск истины и себя. Но что, если истина давно наблюдает за тобой?

Готов ли ты шагнуть в этот мир? Ведь однажды сделанный выбор уже не отменить.

Весенний ветер мягко колыхал листву, наполняя воздух запахом свежей травы и влажной земли. Солнечные лучи скользили по асфальту, играя в лужах, отражая небо и редкие облака. Мир жил привычной, спокойной жизнью: дети смеялись на площадке, пожилые люди кормили голубей, кто-то выгуливал собаку.

Но для Лёши всё это было фоном – размытым, далёким. Он чувствовал себя по ту сторону стекла, как будто наблюдал за этим миром изнутри запертого аквариума. Всё это не касалось его. Не трогало.

Он сидел на лавке в парке, ссутулившись и уткнувшись взглядом в экран телефона. Волнение поднималось волнами. Сегодня он должен был встретиться с ней.

С Сашей он познакомился в интернете. Их переписки были неожиданно лёгкими, почти естественными, как будто они уже давно знали друг друга. Она не задавала лишних вопросов, не навязывалась, но… слушала. Это и зацепило.

Он снова посмотрел на экран. Прошло уже шестнадцать минут с назначенного времени. Лёша выдохнул, хотел встать, как вдруг пришло сообщение:

«Извини, задерживаюсь, уже бегу».

Он невольно усмехнулся. Странно… кто-то извиняется перед ним. Он давно не чувствовал, что кому-то важно, как он себя чувствует.

Ещё через пару минут он увидел её.

Высокая, с длинными светлыми волосами и внимательным взглядом карих глаз. Она была не такой, как он себе представлял, но именно в этом было что-то правильное, живое. Она подошла, чуть запыхавшись, и улыбнулась.

– Прости за опоздание, – сказала она.

– Всё нормально, – тихо ответил он, стараясь казаться спокойным. Но внутри будто дрогнуло что-то – тонкая, хрупкая струна.

Они пошли гулять по парку. Говорили о пустяках, но эти пустяки вдруг оказались важнее всего, что происходило с ним за последние месяцы. Саша смеялась, удивлялась, когда узнала, что у Лёши нет друзей. Она не осуждала – скорее, искренне не понимала. Как можно быть таким… одиноким?

Он лишь пожал плечами. Привычно.

На одной из тихих улиц, где деревья заслоняли небо, и ветер стих, им навстречу вышел мужчина. Лет за тридцать, небритый, с покрасневшими глазами и шаткой походкой. Запах перегара чувствовался ещё на расстоянии.

– Ох, какая красавица! – протянул он, ухмыляясь. – Может, познакомимся?

Саша даже не замедлила шаг.

– Нет, спасибо, – спокойно ответила она.

Но мужчина не отставал. Его ухмылка стала шире, а шаг – быстрее. Он протянул руку, словно собирался схватить её за запястье.

Мир замедлился.

Лёша не думал. Не анализировал. Просто шагнул вперёд – и ударил. Кулак, висок, глухой звук.

Мужчина рухнул, как марионетка с перерезанными нитями. Секунда тишины. Саша замерла. Лёша тяжело дышал, сжав кулаки. В голове звенело. Он не знал, что страшнее: то, что он только что сделал… или то, насколько это оказалось легко.

– Нам лучше уйти, – прошептала Саша, дёрнув его за рукав.

Он молча кивнул.

Они шли быстро, почти бегом, и только когда оказались у её дома – улица Еваниловская, 39, – она предложила подняться. Чтобы отвлечься. Перевести дыхание. Он согласился.

В квартире пахло чаем и какими-то духами – лёгкими, цветочными. Саша предложила сыграть в карты. Они играли несколько партий. Он выиграл трижды подряд, и она рассмеялась:

– Может, ты не такой уж и тихоня, каким хочешь казаться?

Лёша попытался улыбнуться, но внутри всё сжималось. Что-то подсказывало: слишком хорошо, чтобы быть надолго.

И вдруг – беспокойство. Внутренний толчок.

– Мне пора, – сказал он резко.

– Ты уверен?

Он не ответил. Просто встал и ушёл.

Дома пахло спиртом. Отец сидел за столом, опершись на локти, и смотрел в одну точку. Когда Лёша вошёл, он поднял глаза. Мутные, тяжёлые, злые.

– Где был?

– Гулял…

– Гулял? – Отец встал. – А мне плевать!

Удар. Всё померкло. Боль, вспышка – и темнота.

…

Он очнулся в больнице. Голова гудела. Веки открылись с трудом. Рядом сидела Саша. Когда она увидела, что он пришёл в себя, её глаза наполнились облегчением.

– Ты в порядке? Я так переживала…

– Всё нормально, – прохрипел он.

Она взяла его за руку. Лёша не отдёрнул её. Было тепло.

Но вскоре она сказала, что должна идти. И ушла.

Через пару дней его выписали. Он написал ей. Она ответила коротко: «Извини, у меня много дел». Встречаться она больше не захотела.

Дома было пусто. Отец не вернулся. Лёша сел на кровать, смотрел в пол. Злость медленно ползла по телу. Он не боялся. Боялся раньше. Теперь – нет. Теперь в нём что-то изменилось.

Он встал, подошёл к окну. Вечер. Тусклое небо, чужие окна напротив.

И вдруг… чувство.

Будто на него смотрят.

Он резко обернулся. Комната была пуста. На улице – никого. Ни движения, ни звука.

Но это чувство не исчезло. Оно жгло затылок, тянуло изнутри.

Он подошёл к зеркалу. В отражении – он сам. И всё же… нечто чужое присутствовало. Незримо. Молча. Безмолвно следило.

Тьма, притаившаяся в глубине его души, сделала первый осторожный шаг наружу.

А где-то далеко, нечто древнее открыло глаза.

Лёша впервые увидел, как отец играет в карты, когда ему было семь лет. Вечерами в их доме собиралась небольшая компания мужчин – старые друзья Сергея Михайловича. Они раскладывали карты на столе, громко обсуждали ходы и иногда ссорились. Лёше запрещалось приближаться, но он всегда наблюдал из-за двери, жадно впитывая каждое слово.

Со временем он начал запоминать правила. Когда отца не было дома, Лёша брал спрятанную в тумбочке колоду и раскладывал партии, представляя себя одним из игроков. Он учился просчитывать ходы, запоминать комбинации, понимать тактику. Он не просто хотел играть – он хотел выигрывать.

Однажды, когда ему было десять, он набрался смелости и предложил отцу сыграть. Тот, усмехнувшись, согласился, явно не воспринимая сына всерьёз. Однако Лёша победил в первой партии. Затем во второй. И в третьей. Отец нахмурился.

– Откуда ты знаешь, как играть? – спросил он, пытаясь скрыть раздражение.

– Я запомнил правила, когда смотрел, – солгал Лёша, хотя на самом деле он месяцами тренировался в одиночку.

С тех пор он продолжил совершенствовать свои навыки. Он изучал все возможные стратегии, анализировал ошибки, тренировался на любых, кто соглашался с ним сыграть. Вскоре он понял, что карты – это не просто удача. Это наблюдательность, расчёт, психология. Он мог считать мимику, движения рук, мельчайшие колебания интонации. Видеть сомнение. Чувствовать неуверенность.

Теперь, когда он садился за карточный стол, он уже знал, кто проиграет. Он не оставлял шанса даже тем, кто играл годами.

Глава окончена.

Лёша лежал в темноте, поглощённый своими мыслями, которые не отпускали его, несмотря на усталость. Месть – эта мысль не давала ему покоя. Он не мог избавиться от образа отца, который преследовал его в памяти. Детские воспоминания возвращались, как волны: удары, крики, насмешки. Презрение в взгляде Сергея Михайловича, словно он был ничем не более чем тяжёлым грузом. Лёша не раз пытался забыть, откинуть это ощущение, но оно словно врастало в его душу.

С каждым годом он всё яснее осознавал, что был для отца пустым местом, чем-то ненужным, что только тянуло его вниз. Он пытался представить, как было бы, если бы он мог ответить ему той же монетой. Это всегда было его мечтой – заставить Сергея Михайловича испытать ту же боль, которую он переживал годами. Он видел себя в своих мечтах, избивающим его до полусмерти, ломая его уверенность, заставляя почувствовать себя слабым, как он чувствовал себя всегда. Но мог ли он? Смог бы поднять руку на него, когда настанет момент?

Он тяжело вздохнул, вглядываясь в потолок, в темноту, которая казалась всё глубже. Гнев, что горел в нём так ярко, постепенно угасал, растворяясь в пустоте. Ненависть, которая была центром его жизни, вдруг казалась бессмысленной, как пламя свечи, поглощаемое холодным ветром.

Но тогда пришло другое воспоминание – запах ванили. Он ощутил его почти физически, как тёплый, знакомый аромат, наполняющий комнату. Мягкие руки, заботливо поправляющие его одеяло. Голос, нежный и тёплый, словно летний ветер, обвивающий его, когда он, ещё совсем маленький, пытался сопротивляться сну.

– Спи, мой хороший, – шептала мама, когда он не мог заснуть. Она гладила его волосы, целовала в лоб и начинала рассказывать сказку. Он помнил, как её слова наполняли его сердце спокойствием, как её прикосновения дарили ощущение безопасности и тепла.

Но этого не было давно. Вся эта нежность растворилась в прошлом, ушла, как песок сквозь пальцы. В такие моменты ему казалось, что она всё ещё рядом, что её голос слышится в тени, что её руки касаются его, словно невидимый мост между прошлым и настоящим.