– Совет может истолковать это как символ отказа, – продолжил он. – Особенно сегодня, когда от вас ожидается участие в рассветной молитве.

– Совет давно уже не считает меня достойной внимания, – тихо сказала Михира. – С какой стати он должен истолковывать что-то?

– Вы – Принцесса Огня. Хотите вы того или нет.

– Я – пустота во дворце из жара. Они это знают.

Ратнари подошёл ближе, но остался за её спиной. Он никогда не нарушал ритуального расстояния, даже когда говорил о самом личном.

– Ваш отец желает вас видеть. До заседания. Желает – мягкое слово.

– Он хочет убедиться, что я всё ещё молчу?

– Он хочет напомнить, что даже без Искры вы – наследница. А значит – функция.

Михира слабо усмехнулась. Она не злилась. Не боялась. Только чувствовала, как от неё отслаивается последнее тепло веры.

– Передай ему: я приду. Не ради поклона. Ради честности.

Внутри дворца архитектура менялась. Из живого мрамора террасы – в металлические коридоры. Стены – обшитые пластинами из светящейся стали. Потолки – с проекционными панелями, отслеживающими поток праны. Каждая дверь – с руной доступа. Каждый поворот – угол власти.

Она шла одна. Медленно. Не потому что боялась. Потому что думала.

Мир, который строился на ритуале, не знал, как обращаться с теми, кто не вписывается. Искры нет – значит, ошибка. Не болезнь. Не особенность. Угроза.

Зал Восходящего Огня – сердце императорского комплекса. Длинный проход к нему выложен агни-базальтом, что усиливал звук шагов. Каждый удар пятки – как выстрел в пустоте. Всё здесь давило: потолки с потоками света, статуи древних Императоров, пылающие ленты мантр, ниспадавшие с купола.

На троне – Самрат Ашван.

Одетый в пепельную ткань, гладкую и тёмную, как след от сожжённого свитка. Его тело почти целиком заменено: руки – металлические, плечо – инкрустировано кристаллом-усилителем. Лицо – наполовину закрыто маской из кованого золота. Только глаза остались живыми – и те с янтарной вставкой.

Он не говорил сам. Голос шёл от резонатора, встроенного в грудь.

– Ты игнорировала Совет. Не пришла на обряд очищения. Избежала визита в Храм Искр.

Объясни.

– Я наблюдала, – сказала она. – Смотрела вниз. На те уровни, где не поют мантр. Где живут те, кто питают чакры своей болью.

– Это не твоя задача.

Ты – символ. Символ не должен понимать.

– Тогда я отказываюсь быть символом.

– У тебя нет Искры. Но ты можешь быть полезна. Покой. Продолжательница. Линия.

– Вы хотите, чтобы я была витриной? Молчаливым алтарём?

– Я хочу, чтобы ты не сжигала то, что не можешь контролировать.

Она смотрела на него долго. Пыталась найти в лице хоть что-то от отца. От того, кто в детстве сажал её на колени, показывая, как устроены узлы двип. Кто учил её слышать прану, а не только управлять ею.

Его больше не было.

– Вы стали машиной, – сказала она. – А машины не спрашивают, зачем. Только – как.

Он не ответил. Только наклонил голову. Как будто искал, в каком контексте обработать её слова.

Позже, в своих покоях, Михира открыла скрытую нишу за ритуальной стеной. Там – свитки. Коды. Отчёты Дома Писцов. И главное – упоминание.

«Четвёртый Контур.

Энергия без жертв.

Поток, в котором сердце заменяет прану.

Связь, а не управление.»

Свиток был неполный. Прожжённый на краях. Но даже обрывки – сияли смыслом.

Она провела пальцем по строкам. Бумага дрожала под её рукой. Не от сквозняка. От сопричастности.

Ночью Падмасара выглядела иначе. Без солнца – как лишённая смысла структура. Башни – мёртвые. Свет – не греющий. Только вибрации чакр напоминали, что Империя жива.

На балконе она смотрела вниз. На четвёртый кастовый уровень. Там, где дети таскали железо, а женщины стояли по колено в пыли. Там, где Искра – роскошь. Где мантры не звучат, а вытираются тряпкой со станков.