Она улыбалась, вышивая; рачительная, как никогда, и думала, вот он улыбнется, когда увидит эту картину, которую она пишет для него. И когда разминала пальцы после долгой работы, крутила ими, как веером – так мальчуган что-то объясняет в песочнице товарищу.

Везде он был рядом. Таился за окном спальни или кухни и любовался тем, как она чистит кастрюлю или режет овощи. Наблюдает, как она улыбается за пяльцами. Так явственно это представлялось, что хотелось спрятать работу, чтобы он не видел её подарка раньше времени.

Вспоминая его глаза, она думала:

«Любит… он все-таки любит…», и всё становилось прекрасным.

Смеялась вслух. Так громко, что мать, чуть отворив дверь в её комнату, спрашивала, всё ли хорошо. А потом, затворив, с напряженным лицом прислушивалась к звукам: Камилле казалось, она слышит голос врача.

Она не ошибалась: благодаря чудесной идее, Марфа могла слышать его голос в любой момент – во время его визитов под столом теперь лежал включенный диктофон.

Проходя мимо его дома, она смотрела в желтые окна.

«Цвет легкого безумия…»

Садилась на скамейку напротив и загадывала, что если увидит его, значит, он любит. Но это были окна кухни, и обычно она с раздражением наблюдала мельтешащую фигурку его жены.

Однажды в окне она увидела Максима. Открыв форточку, он курил, глядя в пустую темень двора. Внизу застыла Марфа, разглядев знак в простом совпадении.

«Он думает обо мне. Он печален от того, что не может быть со мной».

Хотела крикнуть: «Максим! Я здесь!». Но пока колебалась, жена окликнула его из глубины квартиры. Он выбросил сигарету в форточку и исчез.

Марфа сидела напряженная и глядела на желтое окно.

«Гадина. Из-за неё он не может быть со мной».

Впервые в ней шевельнулась ненависть.

Ночами фантазии наслаивались друг на друга. Чудилось лето, пляж, она, похудевшая и с отросшими волосами, гуляет с весёлой компанией.

А неподалеку расположились доктор с женой. Она очень подурнела, вместо обесцвеченных прядей на её голове красуется белая пакля. Доктор любуется Марфой, а жена злится. Он смотрит на девушку, понимая, что давно влюблен в неё. Но за Марфой ухаживает юный красавец, к которому доктор смертельно ревнует…

Навязчивые полусны, круговерть образов и новых сюжетов, в которых главными героями были она и Максим, подобно кошмарам, забирали силы днём и по ночам. Из их откормленных телес впору было вылепить роман. Марфа написала несколько стихотворений…

Был сыростью пропахший мглистый вечер.

Я вышла от тебя полуживая.

Не глядя ни на первых, ни на встречных,

ужаленная в сердце, умирала.

Струился вечер горький и обманный.

глумливым шорохам я запретила говорить.

И страшно стало так беспрекословно,

забыто и убийственно любить.

Потухший лист смеялся, не скрывая,

и невзначай в плывущих мимо зеркалах

я только краем глаза увидала

лицо с застывшею гримасой на губах[10].

Всё чаще звуки смеха и рыданий из ночных становились дневными, и она уже путала события. И чем чётче она слышала посторонние внешние звуки, тем бесшумнее становилась сама. И основательнее уходила в свой мир.

Грань между событиями дня и ночными фантазиями стиралась. Они смешивались в голове, подобно молоку, яйцам, сахару и муке, которые знающая своё дело стряпуха умело взбивает и замешивает в крутое тесто, раскатывая потом это крепкой скалкой в тугую колбасу цвета человеческого тела.

В четверг с самого утра зарядил ливень со всеми признаками долгого ненастья: пузырящимися лужами и пустынными улицами. В тот день Мирон, мать которого была весьма предусмотрительной женщиной, всегда знающей погоду грядущего дня, был снаряжён зонтом. Камилла ушла на работу раньше, чем начался ливень, и Мария осталась без зонта, зато с провожатым. Он проводил её домой из школы.