Я еще долго теребила юбку и думала о стороннем. Темнота этого коридора вселяла тревогу, казалась густой и будто не пускала. В конце него были стражники. Они вряд ли узнают меня, но как вести себя? Что именно сказать? А если заподозрят?.. Мысли кусались почти физически.

4. Глава 4

Коридор проходил через несколько комнат со стражниками. Они масляно улыбались и отпускали шуточки, но на удивление легко отпирали передо мной двери. Одна из них вела в зал с высоким потолком и железными воротами во всю правую стену. Засов казался невероятно тяжелым, сразу подумалось, что и ворота такие же — толстые, нерушимые, чтобы не пропускать даже память о заключенных. В них виднелась дверь, металл вокруг нее покрывали царапины, будто кто-то отчаянно рвался на волю, скребся и сдирал ногти. Ворота охраняли двое стражников в красных плащах и шлемах. Стало не по себе от их неподвижности и широких мечей.

— К кому? — прокатилось по залу.

Голос раздался так неожиданно, что у меня все внутри заклокотало. Слева оказался стол и еще трое стражников, тоже серьезные и с недовольными взглядами.

— К лорду Торсонту, — пискнула я, и ручка корзины затрещала под пальцами.

— Нельзя, — буркнул стражник, что сидел за столом.

Он напоминал лорда Маганата, но был стройнее и в исцарапанных доспехах. Знакомые пухлые щеки и блестящая лысина жгли глаза, никогда не забуду тот громовой голос и мокрое пятно на платье.

— Почему? — Я удивилась, когда услышала собственный уверенный голос.

— Запрещено, уходи.

— А что разрешено? Замучить бедного лорда до смерти? Лорд Торсонт страдает от подагры, я принесла его снадобья…

— Сказано тебе, запрещено! — гаркнул другой стражник, помоложе. Он нахмурился и скривил губы, будто смотрел на раздавленное насекомое.

Неужели им и впрямь было все равно? Пожилой лорд прямо сейчас страдал от боли. Я вспыхнула от злости и подбежала к столу.

— Вот, смотрите: бинты, мазь, отвар…

Склянки стучали о поверхность стола, стражники что-то бубнили и прожигали меня глазами. Ничего, потерпят, как Торсонт.

— Вам и лекарей велели не пускать? Несчастный болен, я только обработаю его ногу и уйду. Что здесь дурного, скажите? Господин, у вас есть отец?

— Женщина! Убери свой хлам! — взревел лысый стражник и вскочил на ноги.

На столе лежали фишки с черными точками, половину из которых я ненароком смахнула на пол. Стражники засуетились как ужаленные, боги, ведь перед ними была не высокородная дама, а простая служанка. От этой мысли похолодело в груди: сейчас со мной не будут церемониться, накажут.

— Родлик, отведи ее к старику, чтоб уже убралась отсюда на ослиный кол! — крикнул лысый.

На ослиный что? Я поняла, но искала другой смысл. Щеки загорелись, когда Родлик усмехнулся:

— Иди уже, потом помечтаешь.

Он направился к воротам, и я быстро сложила вещи в корзину.

Дверь открывалась с отрывистым стуком, похожем на хрип, будто из проема сейчас вывалится тощий пленник в лохмотьях. Я с трудом заставила себя войти внутрь и облегченно выдохнула, увидев простой длинный коридор с деревянными дверьми по обеим сторонам. В каждой было окно с решеткой, а рядом висели факелы. Стражник снял один и открыл передо мной дверь камеры. Только я обрадовалась, что избежала обыска, как снизошло озарение — этого не требовалось, потому что стражник не уйдет. Он вошел в камеру и поудобнее встал у стенки, сказав в глубину:

— Посетитель.

Тут же раздался кашель и скрипучий голос лорда Торсонта:

— Велиана, Ламиранс? Сучьи дети, явились наконец! Ждали, пока я не выдержу и отгрызу себе ногу? А ну зайди, кто там!

Даже этот добрый старик позволял себе такие выражения. Было горько не от слов, а понимания, что мир оказался таким.