Через него перекатился большой булыжник, и Колосов потерял сознание. К счастью, не надолго. Возврат к реальности, увы, был безрадостным: болело все тело, словно долго и старательно колотили по нему цепами, голова кружилась, и сильно тошнило. Впору помирать. Ничего не хотелось делать ради своего спасения. Так и лежал бы, если бы не долг. Сыну он нужен. Живой и здоровый. Да и с часами нужно разбираться. Стало быть, напрягая все силы, постарайся выбраться. Так что, хочется или нет, стискивай всю свою волю в кулак. И вот в тот самый момент, когда в кабинете начальника отряда обсуждались его, капитана Колосова, действия, а затем и план усиления охраны границы, он, выбравшись с великим трудом их плена осыпи, шагал, пошатываясь, словно после доброй попойки, вниз.

Район осыпей он уже миновал, пересек и полосу тумана, и его увидели чабаны той отары, которая замыкала спуск в нижние долины. Один из чабанов, подняв его на луку седла, поскакал во весь дух к бригадиру, где находилась рация и куда недавно приехал грузовик, сделавший последний рейс с чабанскими пожитками. Не дай аллах, чтобы он успел разгрузиться и уехать в Джаланты.

Едва успел чабан. Шофер уже допивал кису кумыса перед дорогой, а увидев безвольного Колосова, запричитал:

– Ой-бой! Хорошо, что кумыс согласился выпить. Теперь, слава Аллаху, быстро доставлю в больницу. Вот сюда давай, в кабину.

Чабаны подставили руки и плечи Колосову, аккуратно ставя его на землю, затем медленно повели к машине, но их остановил вышедший из юрты аксакал.

– Погодите.

Старый чабан посмотрел, оттянув веки, зрачки Колосова и покачал головой. Пояснил Колосову:

– Мало-мало лечить буду. Если не лечить сейчас, потом совсем плохо будет.

Вернувшись в юрту, аксакал вынес тонкую волосяную веревку, туго обвязал одним концом голову Колосова, сделав несколько петель, потом приказал чабанам.

– Держите! Крепче держите!

Джигиты уверенно, видимо, не первый раз приходилось им делать подобное, обхватили голову капитана, создав как бы упор веревке, аксакал же, сделав несколько шагов, сильно натянул ее, потом, резко ударил по ней посохом со всей силы – голова Колосова отозвалась чугунным звоном.

– Терпи, аскер.

Еще раз ударил аксакал по веревке, еще и еще – боль пронзила голову, и Колосов потерял сознание.

– Теперь, слава Аллаху, можно везти, – распорядился аксакал. – Теперь быстро сядет в седло.

Вот так выбил из человека память и – доволен…

А из юрты уже передавали в колхозный радиоузел сообщение о случившемся, и, естественно, через несколько минут прозвенел звонок в кабинете начальника отряда, прервавший распоряжения полковника о том, на какие заставы и сколько людей нужно теперь же отправить. Соловьев взял трубку и изменился в лице. Напружинился. Потом отмяк. Ответил позвонившему:

– Спасибо за информацию и за помощь. Большое спасибо, – и к собравшимся: – Капитан Колосов угодил в осыпь. В сильном тумане. Жив. Его везут в районную больницу.

Молчание в кабинете. Трудное молчание. Нарушил его недовольный басок Степового.

– Говорил я, куда его черти понесли! Выбыл из строя в такой обстановке, когда каждый человек на вес золота. Да коня еще угробил. Мороки сколько списывать его.

– Списание – забота тыла. Он займется этим, как стабилизируется обстановка. Сейчас продолжим разговор по сути вопроса.

Через четверть часа совещание закончилось вопросом начальника отряда:

– Всем все ясно?

– Так точно.

– Тогда – действуйте.

В кабинете остались лишь Степовой с Муравьевым. Молчали. Как молчит природа пред грозной бурей… И в самом деле, Муравьев собирался резко высказаться по оценкам начальника штаба действиям политработника, но хозяин кабинета, предвидя это, опередил его: