– Все в сборе, Павел Петрович. Ждем ваших указаний.

Соловьев потер виски, словно хотел избавиться от головной боли, и признался откровенно:

– Пока сам не знаю, какие давать указания. Но дело, на мой взгляд, очень серьезное. У Студеного родника найдены золотые часы, – Соловьев взял из папки листок с телефонограммой и зачитал текст гравировки на крышке часов. – Вот я и позвал вас всех подумать вместе. Во-первых, нет никакого сомнения, что часы – условный сигнал. Предполагаю, для нарушителя с той стороны. Найдет он часы, пойдет по одному маршруту, не найдет – по другому.

– А наряды наши что, спать будут? КСП, сигнализация, – вопросил Степовой.

– А его и задерживать не стоит. Пусть идет. Передадим его, и пусть берут под наблюдение, пока вся цепь не проявится, – предложил начальник отдела службы.

– Думал я об этом. Хотел даже поговорить с компетентными органами. Заманчиво проследить все его связи, но после прежнего провала операции, вряд ли уместно предлагать подобное. Хотя я согласую этот вопрос. Пока же начнем плясать от наших пограничных обязанностей. Начнем с анализа крайностей: нарушитель не глупее нас, а горы знает лучше. Знает, где у нас нет контрольной полосы, нет сигнализационных устройств. Хотя конечно же мы перейдем на усиленный вариант и более надежно прикроем слабые места, но самая многолюдная охрана вслепую, не мне вам объяснять, не так эффективна, поэтому нужно искать кончик ниточки, чтобы быстро размотать клубок. Начнем с «во-вторых». Что мы, во-вторых, знаем о Муразбекове и о Симонове?

– О Муразбекове читал в формулярах части. Был такой контрабандист, еще и антисоветчик, – ответил полковник Степовой. – Пограничники задержали его. Живым взяли. Но, кажется, он расстрелян по приговору суда.

– Вот видите, «кажется». А нам нужно точно знать, – полковник Соловьев помолчал немного и стал вроде бы советоваться сам с собой. – Капитан Колосов сделал первый шаг, поехав к чабанам через Акбель. Он узнает…

– Один?! Через Акбель?! Запрещено же поодиночке! – взгневился Степовой. – Ему что, жить надоело? Там же на осыпи сбиться знающему, если вдруг заряд или туман, пара пустяков, а он – первый раз! Я спрошу с него!

– Он служил на той заставе, – прервал начальника штаба Муравьев. – Всю срочную день в день.

– Служил? Отчего же, сукин сын, не доложил в беседе? Попомнит он у меня за это. И потом? Срочную. Много воды утекло с тех пор. Забыл небось все на свете. – И к начальнику отряда: – Я так думаю, если даже не свернет шею капитан, все одно много ли проку от политработника в оперативных вопросах? Предлагаю послать к чабанам и Кулибекова. Он-то уж все выяснит, тут я голову на отсечение даю. И еще необходим официальный запрос о Симонове и о Мурзабекове.

– Принимается к исполнению и запрос, и дополнительное задание Кулибекову. Что же касается капитана Колосова, по моему мнению, он поступил верно. Цель, оправдывающая риск. Будем надеяться на лучшее.

Не оправдалась надежда. Что называется, накаркал полковник Степовой беду. Сразу же за перевалом Колосов попал в полосу молочного тумана и слез с седла. Он буквально на ощупь определял твердую тропу и все же сделал пару шагов в сторону – потекли камни под ногами, словно вода зажурчала. Ему бы выпустить повод и распластаться, но он пожалел коня, вот и потекли они вниз вместе, сопротивляясь, оттого еще больше тревожа осыпь и придавая ей динамизм движения. Удар камнями по плечу, затем по голове отрезвил Колосова, он выпустил повод, бросая коня на верную гибель. Но можно ли осуждать себя за это, если ему самому теперь не известно, удастся ли выбраться отсюда живым?