Спешно, почти бегом, никого и ничего не замечая вокруг, она преодолела весь путь до комнаты отца за считаные минуты.
«Где же Лерой? Он всегда стоял здесь и оберегал папин покой. А сейчас его нет». – Элизабет даже растерялась, почувствовав, как по спине пробежался холодок.
Потоптавшись и немного придя в чувство, она решила сама открыть дверь и войти в комнату. С силой дёрнув за ручку, как это ранее делал Лерой, Элизабет обнаружила, что дверь больше не заедала. Слегка улыбнувшись, она мысленно поблагодарила его за смазанные петли и вошла внутрь.
В комнате было пусто. Лишь ветер залетал порывами в открытое окно, теребя длинными пальцами листки бумаги, лежавшие на столе. Элизабет, сосредоточив всё внимание на этих шуршащих листах и, словно почувствовав дурное, затаила дыхание. Неспешно, почти крадясь, она подошла к столу и увидела, что листы были прижаты законченной работой её отца – гребнем, увенчанным посередине массивным рубином и по краям двумя белыми как снег жемчужинами. Печально любуясь украшением и в глубине души понимая, что всё это может означать, но, боясь себе в этом признаться, она обошла стол и села на стул. Ещё какое-то время Элизабет смотрела и на гребень, и на бумагу, прижатию им, порхавшую на ветру, точно птицы, которым не суждено выбраться из своих клеток. Тяжело вздохнув, она прижала бумагу одной рукой и взяла гребень во вторую. Она смотрела на огромный камень, напоминавшей ей каплю крови. Слёзы в это время постепенно скапливались в её глазах. Отложив гребень в сторону, она принялась читать:
«Дорогая Элизабет. Перед тем как написать эти письма, я очень долго думал. Самое первое предназначается тебе, второе – твоей матери. Ты можешь прочитать оба. У меня нет от тебя секретов. Я решил покинуть замок и не намерен возвращаться обратно…»
Слеза потекла по щеке Элизабет, вырвавшись на свободу.
«…Ты прекрасная дочь и великолепный правитель. За те восемь лет, которые мы прожили вместе бок о бок, я могу с уверенностью это утверждать. Даже не смей сомневаться в этом. Но я не могу больше обременять тебя и людей, находящихся в поселении. У меня нет на это никаких оснований, поэтому я решил удалиться, чтобы найти покой, который за время своего пребывания тут так и не смог обрести. Надеюсь, ты не будешь сильно этому опечалена, да и не стоит оно того. Не трать впустую своё время, оно не бесконечно. Если вернётся мама, обними её за меня. Я вас обоих очень люблю».
Дочитав до конца послание отца, Элизабет, безмолвно глотая капельки солёных слёз и всё ещё сжимая листы бумаги, положила голову на стол и уставилась в открытое окно. Слёзы продолжали скатываться по её лицу, оставляя на столе мокрые лужицы. Наконец, как будто что-то щёлкнуло в её голове, она подняла голову и начала читать послание, адресованное её матери.
«Любимая моя супруга. Румелия. И всей жизни не хватит рассказать тебе о моих чувствах. Ты не вернулась. Ты, наверное, уже никогда не вернёшься ко мне. У меня была небольшая надежда, но даже она исходит на нет и дряхлеет со временем. Как и я, как и все мы. Все, кроме тебя. Для меня ты всегда останешься такой, как на том портрете, точно так же как и мои чувства к тебе – они всегда будут цвести весной, несмотря ни на что. Возможно, ты ещё появишься в замке. Я буду этому искренне рад. Наша дочь стала такой сильной, такой храброй и умной, но одновременно ранимой и милосердной. Я думаю, она похожа на тебя, потому что себя мне так и не удалось вспомнить. Я старался быть ей опорой, как ты и просила. Но моё время подходит к концу, и поэтому я решился сам определить срок. Наверное, ты бы не пришла от этого в восторг, но всё, что я мог тут сделать, я сделал и теперь отправляюсь в путь на поиски себя. Надеюсь, мне ещё будет суждено с тобой встретиться. Я бы этого очень хотел».