– Да, Спиридон, я согласна с тобой, им опора нужна, мы-то старые, сколько протянем, одному Богу известно. Повернувшись к Анастасии, продолжила: – Что здесь сказать, дочка, ты и сама знаешь, не замужняя баба, она ведь всегда без вины виновата, кто где посмотрел, кто когда зашел, всюду пересуды, придумают и то, что и близко-то не было. Да и у мужиков одинокая всегда легкая добыча. Что уж греха таить. Ты у нас нрава кроткого, каждый обидеть может, да и ты биться за себя не сможешь, характер не тот, не сволочной. Если Иван человек хороший, по сердцу тебе, ну, что ж, соглашайся. Да и мы вам всегда поможем, у нас с отцом-то больше никого и нет, ты да Варенька. Не уживешься, не бойся, вернешься к нам, примем, не упрекнем. А все хорошо будет, и нам радостно, и мы довольны будем. Мой тебе материнский совет – соглашайся.

Чувство высокой благодарности охватило Анастасию, эти люди, ставшие ей единственной опорой после смерти мужа, еще и еще говорили ей о своей любви к ней и ее дочери. Они не просили ее о вечной памяти о своем сыне, о сохранении верности ему, они просто желали ей и своей внучке счастья и делали это искренне, с полной самоотдачей. Анастасия в порыве благодарности подбежала к Лукерье и, ласково обняв ее, зашептала:

– Спасибо, мама! – затем она метнулась к Спиридону и, склонив голову, уткнулась ему в плечо. – Спасибо, папа!

Лукерья подошла к ним и, промокнув уголки платка у своих глаз, произнесла:

– Ну, вот и славно, вот и решили, скажи Ивану завтра «да», и не плачь, все образуется, вот увидишь. Они еще какое-то время просидели на кухне, ведя уже незначительные разговоры. Затем отправились спать, назавтра их ждал ответственный день.

Зайдя вечером следующего дня к родителям Настасьи, Иван после жгучих тревог и томительного ожидания, наконец-то услышал такое долгожданное Настасьино «Да». Они проговорили до позднего вечера, обсуждая планы их совместного будущего. В Омск Иван возвращался полным надежд и будущих планов. Теперь он думал, как бы поскорее забрать и перевести в Омск Настасью и дочку Варю, которую он уже принял и, пожалуй, полюбил, но которую все же побаивался, ведь сердце ребёнка ему нужно было еще только завоевывать, а как это получится, он пока не знал. Зато он знал точно, что Настасья никогда не предпочтет его своему ребенку, и он за это ее только еще сильнее уважал. Наверное, такой и должна быть настоящая мать, думал Иван.

Работа встретила очередными задачами и преодолениями, но теперь он понимал, что-то радостное вошло в его холостяцкую жизнь. И это что-то он намерен лелеять и растить, оберегать его от всех бед и стараться приумножить. Вскоре Ивану удалось перевести семью в Омск, Варя пошла в школу, а Настасья устроилась в центральную городскую больницу, и жизнь потекла размеренно и счастливо, как и у многих окружающих и друзей вокруг. Ровно до того момента, когда его боевой товарищ не зашел к нему поздно ночью с этой ужасной новостью и свинцовыми словами: «Иван, тебя утром арестуют, приехали люди с округа, у них на тебя приказ об аресте, как бывшего белогвардейца. Даже твое прошлое в Красной армии не поможет, поверь, я знаю, о чем говорю. У меня есть уже опыт. На моих глазах уже расстреливали бывших белогвардейцев. Ничего не помогает, ни работа, ни бывшие заслуги, ни ранения, ничего. Уходи, Иван, увози семью.» Тогда ему не верилось, что такое возможно, ведь он несколько лет воевал на стороне красных, имеет боевые награды, ранения, теперь на заводе не последний человек. Трудится честно, растит двух дочерей, Варю и Фросю, какой он враг, при чем тут его прошлое. Он живет настоящим и думает о будущем. Но Михай был непреклонен, он прошел путь от рядового сотрудника ЧК до начальника одного из отделов, он знал, о чем говорил, и очень рисковал. Но их общее боевое прошлое, когда не раз приходилось спасать друг друга в бою, не позволяло ему сподличать, отсидеться. Они давно и без слов понимали друг друга, и, хотя все реже и реже виделись, но остались верны своему прошлому. «Уходи на подводе, так меньше внимания привлечешь, под Акмолой где-нибудь сядешь на поезд, да старшую Варю оставь родителям, не тащи с собой двоих, тяжело, еще заболеют.» Эти слова друга были последними, которыми они обменялись перед прощанием в Омске.