– Широка страна моя родная, много в ней лесов полей и рек… – запел я душевно советскую песню, когда слева и справа от нас, наконец, замелькали зеленые нивы, а на прозрачном, лазурном небе показалась снежная шапка Эльбруса.

Помню еще, как все мы были в диком восторге от винограда, раскинувшего свои буйные лозы на серые от времени жерди, как кружилась голова от предгорного воздуха, как радостно вздрогнуло сердце от раскатистого крика петуха на заборе, и как волновалась душа при виде пасущихся на холмах лошадей. Все эти впечатления нельзя передать словами…

– Папочка, как тут чудесно! – призналась дочь, так и держа при себе руль всю дорогу.

Мы только что нашли ключи от хаты в дупле ореха и отворили калитку с каким-то смакующим ожиданием волшебства, все еще очарованные красотой и первозданностью окружающей нас природы.

– Неужели так еще живут? – опомнилась вдруг жена, которую уже начинал пугать предстоящий крестьянский быт.

– Так жили наши предки многие сотни лет, – с гордостью сказал я. – Но не волнуйся, милая. Отец Даниил говорил нам, что в хату проведен водопровод, есть, кажется, бойлер с горячей водой и даже ванна с туалетом. И еще интернет ловит.

– М-да. Надеюсь, печь в нормальном состоянии? Скоро, мука должна прийти…

Помню, как с утра палило солнце, и я, надев на себя чистую рубашку из приятного льна, отправился пешком на местную почту. Нужно было оплатить квитанции за свет и воду а заодно получить долгожданную посылку из Москвы, которая так застенчиво и долго шла к нам, петляя по просторам страны, точно запозднившаяся старая дева в дремучем лесу. Со мной в дорогу увязалась на велосипеде Настя, и мы, воодушевленные, по пути любовались еще шикарными грецкими орехами.

Само здание находилось в десяти минутах ходьбы, так что я совсем не предполагал тогда, что наше приключение может затянуться на более длительный срок.

– Оп-с, – услышал я раздосадованный возглас дочери.

Она первой доехала до почты и удивленно пожала плечами.

– Закрыта что ли? – крикнул я, подходя ближе к тяжелому амбарному замку на двери.

Вдруг за нашими спинами раздался скрип колесиков, и когда мы обернулись, то увидели на инвалидной коляске мужика в рваной тельняшке. Создавалось впечатление, что он перед всеми разрывал эту тельняшку, доказывая что-то.

– Сынок, сигаретку… – и для убедительности он показал мне жестом, что хочет курить.

Я хлопнул себя по карманам и подбросил ему на колени нераспечатанную пачку «Парламента».

– А что-нибудь попроще есть, ну там «Беломор» или «Дукат»? – был недоволен он.

– А cheval donné on ne regarde pas la bouche, – ответил я по-французски, что означало, что дареному коню в зубы не смотрят.

– Басурман что ли? – враждебно покосился на меня попрошайка.

– Из Москвы мы… из столицы нашей Родины…

– Ага, Родины… видали мы вашу Родину, – и он показал нам кукиш.

– Ты скажи лучше, mon cher ami, где почтальонша? – постарался я не замечать эту вопиющую наглость. – Уже как пятнадцать минут десятого..

– Маринка-то? Козу, наверно, доит. Погодь немного, ща подойдет, – и попрошайка благополучно покатил дальше, а я почувствовал то неприятное чувство, когда вас как будто провели вокруг пальца.

Как назло от досады захотелось курить, но второй пачки Парламента у меня, к сожалению, не было. Чтобы как-то отвлечься, я зашел на детскую площадку, расположенную напротив почты, и покатался на каких-то качелях, вспоминая детство, пока дочка наматывала круги на велосипеде. Редкие хуторяне, проходя мимо, искоса посматривали на меня, будто я попирал их святыню, а одна бабка с хворостиной в руке, гнавшая впереди себя прихрамывающего гуся, даже покачала головой.