Наконец, зашевелился Арджун, нервно затеребил кончиком песочно-рыжего хвоста, взмахом левой руки отослал окаменевших ламий, коих не подпустил к себе золотой обезьян три минуты назад, к сотоваркам. Звёздные Вестники готовы уже сорваться с места (внешне никак этого не обозначив), словно стрелы на взведённых луках с тугими тетивами. Прайя Нак, опасно сузив светло-карие глаза, подался чуть вперёд, негромко (при абсолютной тишине его услышали абсолютно все) вопросил:
– Хануман?..
Тот, к кому обратился Его Величество, оставался жив. Он вышел из себя, с трудом поднял мелко трясущуюся голову, с величайшей мукой разлепил веки, почти невидяще устремил тяжёлый взгляд на повелителя.
– Прайя Нак Арджун? – губы едва шевелились, слова давались нелегко, исторгались из глотки с сипом, хрипом и сгустками застывающей крови. – Они заслужили право на жизнь и свободу. Отныне Чёрная Пантера – Прайя Йоддха в Нагасари. – Веки закрылись, голова опрокинулась бессильно подбородком на мускулистую грудь.
После сей фразы кошка сменила боевую позу на мирную. Когда она подступила к поверженному воину и заботливо положила ладони на плечи, к ним первым – затем остальные – уверенно зашагал Один, разгадав намерение подруги. Дёрнулись было цари и примат. Наташа наклонила уста к левому уху бывшего соперника и по-матерински нежно зашептала так, что все словеса, в полном объёме, до затуманенного болью разума:
– Хануман, – ладони друзей – оборотней и людей – ложились дружно на могучие плечи, – ты никогда ничего и никого не боялся, – так и сейчас не отвергни руки помощи. Мы позаботимся о тебе, как ты заботился о нас от Матромасты и до Поталы. Мы друзья, а не враги, зла на тебя не держим – ни на кого не держим.
Любимчик богов вздрогнул от неожиданности…
– Больно не будет – только тепло и уютно. Но больно будет лишь один раз и на краткий миг.
… и поверил бывшей пленнице и сопернице в недавнем поединке.
От рук Вестников потекла благодатная энергия жизни, усиленная в десять раз, поскольку Птерис тоже не осталась безучастной. Поначалу невидимое тепло обильно протекала в крупное тело обезьяна, наполняя его целиком, заполняя каждую клеточку тела. Из-под ладоней заструились, становясь зримыми, увеличиваясь в объёме, переплетаясь (но не смешиваясь), разноцветные искорки и сполохи силы: кристально-льдистый Пантеры, серо-изумрудно-зелёные Ёханны, в виде воздухоплавающих радужных рыбок Кайи, чистого белого света людей, чёрных гранул земли и разноцветных осколков минералов Гральриха, красивых узорчатых снежинок Одинца, – причём не кристаллы льда, ни снежинки вовсе не морозили, как то полагается в природе.
Волк, стоявший впереди, убрал одну руку, ухватился большим и указательным пальцем за край обломанного лезвия, сжал его и резко дёрнул на себя, открыв крови протоку. Примат дёрнулся от боли, пронзившей всё его естество, задрал голову, словно обращался к богам, раскрыл глаза со зрачками, почти полностью занявшими белки – да так и забыл их закрыть. Дима брезгливо откинул железяку. Та, будто обиженная на пренебрежительное отношение, упруго зазвенела на полу.