– Весело живёте, ничего не скажешь. Едят из золотых тарелок, а тетрадь ребёнку купить не могут.

– Дима, собираемся, – донёсся звонкий голос Натальи Сергеевны.

– Вот какую штуку купила! Видишь, и держит зубную пасту, и выдавливает её. Чудо-вещь! – Надя принесла из ванной то странное приспособление.

– Да, да, а ребёнку контурные карты купить не могут. Это как? – спокойно спросил я.

– Так она сказала всего раз, в январе, а там же праздники, сам понимаешь. Напоминать надо чаще! – Надя громко сказала дочке, которая уже снова уткнулась в телефон. – Да и золотые горы у нас, что ли? Сколько на эти кружки их тратим, секции, а? А на одежду?

– Ага, ага, – едва слышно проговорила Саша.

– Нормально всё, у других ещё хуже. Вы завтра придёте? Витя к обеду приедет.

– Ой, мы же с дедом работаем. А Димка пусть как хочет. Катя, одевайся, – громко говорила Наталья Сергеевна.

– Приду. Только после обеда, наверное. Я по городу хотел ещё погулять, – ответил я.

– А что там гулять? Погода же мерзотная. Хорошо, ждём тогда, – приветливо сказала Надя.

Катя оделась достаточно быстро. Мы попрощались и пошли искать, где дядя Ваня припарковал свою машину. Идти пришлось долго. На улице было темно, но дождь уже перестал, и дышалось как-то особенно легко.

– Вот видишь, у всех побывал уже, увидел, кто как живёт. У всех всё хорошо: квартиры нормальные, детки учатся, не болеют, взрослые тоже не особо безобразничают. Все всех любят. А то, что Надька кричит и с детьми бодается, так это же так, семейное. Они же все с характером. Встанут на своём, и всё, готовы во вред делать друг другу: одна кричит, другие назло ей ничего не делают. Но любят же друг друга. Завтра с Витей поговоришь. Тоже с замашками парень, но любит же. Вот все они с характерами, но любят же друг друга, так что, я считаю, всё нормально. Видишь, она крикнет, но тут же остывает. Нормальная семья, – весьма уверенно говорила Наталья Сергеевна.

Приехали к дому Васильевых мы достаточно быстро.

– Отведёшь Катьку домой, Дим? Я что-то по привычке к нам приехал, а не к ним, а разворачиваться уже не хочу – видишь, как хорошо припарковался? – сказал Иван Михайлович.

Я согласился отвести Катю, которая всю дорогу, пока мы ехали от Синцовых домой к Никитиным, спала и чуть слышно похрапывала. Я никогда не слышал до этого, чтобы ребёнок храпел.

– Катюш, на тебя часто родители кричат? – спросил я, когда мы шли с Катей к ней домой.

Она держала меня за руку. Крохотная ладошка крепко сжимала мою руку, сумев обхватить только три моих пальца.

– Да нет, не кричат они.

– Действительно не кричат, или ты уже привыкла и как бы не обращаешь внимания?

– Ну, делают замечания. За неубранные игрушки попадает. Папа смотрит страшным взглядом; вот этого я боюсь.

– Да, мне тоже было не по себе, когда он вчера так смотрел. А Сашку, брата твоего, часто ругают?

– Да нет, – Катя любила в своей речи использовать это совершенно непонятное для иностранцев словосочетание. – Бестолковым часто называют, придурковатым, «весь в деда». Но они же не со зла так говорят. Он действительно такой.

– А может, он такой потому, что ему часто говорят, что он такой, как бы навязывают ему такое поведение? Причинно-следственная связь совсем другая.

– Чего? Чего? – Катя явно не поняла, что я имел в виду.

– Ладно, проехали… Ничего у него музыка громко играет, – отметил я звук, который буквально вырывался из старой, но оттюнингованной машины отечественного производства. Играла незамысловатая популярная песня, которая понравилась Кате, и она даже начала пританцовывать.

– Что, нравится песня? – спросил я.