– О чем говорите? – бодро вклинился в разговор только что вошедший Эдик.

– О том, что падение с такой большой высоты не так страшно.

– Кажется, что-то подобное написано у Кинга в «Балладе о гибкой пуле».

– А я недавно читала «Кэрри», – сказала Юля.

– Я недавно открыл для себя крутую вещь, «Девочка по соседству». По ней вроде фильм сняли. Никакой мистики, никаких монстров, но жуть как страшно. Это не Кинг, другой автор.

Эдик посмотрел на окончательно потемневшее небо, напоминающее чёрную бархатную ткань с проблесью.

– Некоторые звёзды расположены так далеко, что свет от них идёт до нас миллионы лет, -задумчиво проговорил он. – И хотя мы их видим и восхищаемся их красотой, на самом деле они уже давно угасли. И превратились в чёрные дыры.

– Это ты к чему?

– Так, для справки…

Спокойное течение беседы нарушили Толик и Рома, ввалившиеся с наполовину початой бутылкой вина.

– Вот вы где спрятались, детишки!

Рома уселся на край парапета, отхлебнул из горла, запрокинув голову, покачнулся.

Толик схватил его за плечо, помогая восстановить равновесие.

– Свалишься, от асфальта тебя потом отскребать. Наклони корпус вперёд, ебанат натрия!

– Да плевать. Лучше ярко гореть, чем долго тлеть. Вот Джим Моррисон ничего не боялся. Он вообще на спор прошёл по самому краю крыши небоскрёба. Он говорил: «Ты либо веришь в себя, либо падаешь». Он так и не упал.

– Да, он утонул в ванне.

– Ты прям как Долохов, – заметил Эдик.

– Чего? – нахмурился Рома. – Как кто?

– Ну, знаешь, в «Войне и мире»…

– Ты читал это старьё? Лучше на, глотни-ка.

Эдик поперхнулся и закашлялся.

– Какой же ты ещё карапуз! Тебе только титьку у мамки сосать.

Толик достал из кармана смартфон.

– А у меня есть видео, как парень решил построить из себя крутого руфера, чтобы выпендриться перед своей девушкой. Начал на краю крыши пятиэтажки выделывать акробатические номера, стойку на руках, потерял равновесие и свалился вниз. А она стояла рядом и снимала это в прямом эфире.

Его обступили. Он показал им этот ролик, потом другой – как пацаны лет десяти тусовались на крыше, двое повздорили, и один столкнул другого. Юля смотрела на это, и внутри у неё всё съёжилось от ужаса.

В половине одиннадцатого выключили музыку, в одиннадцать Настя попросила расходиться. Началась толкучка в прихожей, прощанья, объятия, чмоканья.

– Мы с Ромой в «Пирамиду»! – весело прокричал Толик Оксане. – Айда с нами!

– Да надоела эта «Пирамида», – махнула рукой Оксана. Она, кажется, слега перебрала.

– Что, привыкла по ресторанам с кавалерами шляться?

– Я уже по сто раз везде была. Наш городок стал мне слишком тесен. Моя душа рвётся в Москву, или хотя бы Нижний.

– Ой, посмотрите на неё, королева Виктория! А ты, моё солнышко?

– Не-а, – отозвалась Катя. – Надо выспаться. Не хочу завтра ползать, как сонная муха.

– Понятно, ты собираешься, как всегда, порхать и жужжать над ухом… Ну ты-то хоть с нами? – повернулся Толик к Антону. Тот отрицательно покачал головой.

– Вы что, все сговорились?!

– Да ладно. Без них обойдёмся, – Рома натянул кожаную куртку.

Они вышли и спустились. Двинулись к выходу со двора. Оксана, Рома, Толик, Эдик, Катя шли плотной кучкой. Чуть позади них Антон. Впереди, отдельно от всех, втянув голову в плечи – Юля.

– Ну что, Воробьёва, нажралась, алкашка? – выкрикнул Толик.

– Воробьёва, я в восторге от твоего имиджа! – весело подхватила Оксана. – Расскажешь, где шмотки купила?

Юля оглянулась и смущённо улыбнулась. Потом ещё сильнее втянула голову в плечи и ускорила шаг.

– Куда побежала-то?

– Да она боится, что мамка заругает, если поздно придёт!

Все засмеялись.

Покинув территорию жилого комплекса, они пошли по пешеходной аллее. Через дорогу величественно возвышалось подсвеченное фонарями белое здание Драмтеатра имени Достоевского – кажется, в своё время его проектировал то ли Вячеслав Бутусов, то ли Андрей Макаревич.