Марина поежилась.

– А зачем ты постоянно ходишь туда? Зачем тебе понадобилось так тщательно изучать окрестности озера?

– А почему бы и нет? – пожал плечами Яр. – Я думаю, ты меня поймешь, если я скажу, что дурная репутация озера только на пользу таким, как я. Я хотел найти одиночество – а где еще можно рассчитывать на такое полное и безоговорочное отсутствие назойливой компании, как не рядом со зловещим, смертельно опасным болотом?

– А если бы ты сам утонул в процессе исследования?..

Яр странно посмотрел на нее.

– А ты думаешь, меня такая перспектива могла напугать… тогда?

Марина надолго замолчала.

Тропинка постепенно сужалась, будто выцветая на июльском солнце, и наконец исчезла совсем, оставив путников у подножия небольшого пригорка, увенчанного плоским темно-рыжим камнем высотой примерно по колено. Яр забрался на камень и, оглянувшись, махнул Марине. Встав рядом с ним, она огляделась по сторонам. С этого пригорка открывался, пожалуй, самый чудесный вид на озеро: отсюда отчетливо просматривались все изгибы его берега, все сбегающие к воде солнечные полянки, похожие на расстеленные на земле расписные цветастые платки, все склоненные над водой ивы, покачивающие длинными ветками, словно девушки – мокрыми после купания прядями волос.

– Это озеро стало моим домом, – негромко сказал Яр. – Я уходил сюда, будто бы запирался в крепости за железными воротами. Прятался здесь от мира. И озеро помогло мне. Веришь или нет – оно живое. У него есть чуткая, звериная – в хорошем, самом правильном смысле этого слова, искренняя в любви и ненависти душа. Звучит как высокопарный бред… Да и ладно. Думай что хочешь.

Марина осторожно коснулась руки Яра.

– Я понимаю, – шепнула она.

– А я тебе верю, – отозвался Яр. – Верю, что понимаешь.

Тишина, нарушаемая только звоном крылышек стрекоз над водой и еле слышным щебетом птиц где-то в черемуховой чаще, мягким невесомым покрывалом окутала двоих людей, стоящих рядом на камне, мягко подтолкнула друг к другу, затуманила, закружила головы…

Марина, с трудом стряхнув наваждение, шагнула с камня вниз.

Яр вел Марину вдоль берега, изредка отходя подальше от воды – огибая топкие места, углубляясь в заросли ивняка и следуя одному ему заметным тропинкам. Марина, стараясь не отстать, уже запыхалась и то и дело отбрасывала со лба слипшиеся от пота пряди волос – дорога даже для нее, опытной пешей путешественницы, оказалась тяжеловата. Наконец Яр, отведя в сторону большой пучок ивовых ветвей, выбрался на полянку шагов пяти в поперечнике, поросшую мягкой изумрудно-зеленой травой и полого спускающуюся к самой воде.

– Мое первое убежище, – со странной улыбкой сказал он, обернувшись к Марине, и только сейчас обратил внимание на ее тяжелое дыхание и встрепанный вид. – О, прости, – виновато проговорил он, – я тебя совсем загонял. Сейчас отдохнем. И поверь, – он снова улыбнулся, теперь уже теплой, мечтательной улыбкой, – оно того стоило.

Марина, переводя дыхание, наклонилась к воде умыться. Яр отошел к краю полянки и уселся на траву.

– Это было так давно, – задумчиво сказал он, – а когда я оказываюсь здесь, все тогдашние ощущения возвращаются. Я ломился сквозь кусты, не разбирая дороги, весь исцарапался, но не чувствовал боли. А когда выбрался сюда, меня как будто окатило теплой водой. Смыло усталость, тоску эту черную… Тут я снова почувствовал себя живым – хотя бы ненадолго.

– Я хочу спросить тебя… о ней, – негромко сказала Марина, – но боюсь показаться бестактной. И уж тем более не хотелось бы, чтобы ты… Чтобы тебе снова стало больно.

– Прошло семь лет, – с легким вздохом отозвался Яр. – Та боль уже накрепко заперта и запечатана, а ключи, пожалуй – не у меня. Я их выбросил, а кто подобрал… я даже не знаю. Может, они как раз где-то здесь – в этом озере… – Он неопределенно махнул рукой в сторону дальнего берега.