– Все, кто хочет получать качественное образование, учится в частной школе. Вообще… качественным может быть только то, за что платишь из собственного кармана. Мы ходим и в школу частную, и в клинику.

– Это же невероятно дорого!

Науров молчал. "Тупые провинциалы!" – думал он.

– Ладно. – вдруг заторопилась тётя Света, – Я пойду упакую кой-что, а ты Нике расскажи, как там…

Она встала, снова качнув стол – хорошо, что чая оставалось меньше трети кружки – и вышла из кухни, подтолкнув Нику к столу.

– Рассказать тебе, как там? – усмехнулся Юрка, – А там тебя дразнить будут. Деревенщиной и старушкой. Понимаешь?

Ника сжала губы и развернулась. Юра подумал, что она сейчас заплачет, но она передумала уходить и не заплакала, а опять посмотрела на мальчика и спросила:

– А что, разве там все такие, как ты?

Юра встретился с её глазами, большими, светло-карими, совсем не обиженными. И у неё было милое маленькое личико с детскими губками, и маленький подбородок, и носик тоже маленький и хорошенький, и на щёчки падали пряди русых волос, коротких, едва достающих до плеч. Он подумал, что если она и одевается, как старушка, то на ребёнка похожа гораздо больше.

– Какие "такие"? – переспросил он, улыбаясь и испытывая нечеловеческое наслаждение оттого, что может безнаказанно смеяться над человеком в лицо.

– Любят издеваться.

– Конечно. Кто не любит поиздеваться, когда это можно? Если кто-то никогда в жизни ни над кем не издевался, значит, ему просто не предоставилось возможности.

– Неправда! Издеваются только слабаки, которые хотят повысить свою самооценку, унижая других.

– Больше слушай моральных сказок. Если человек глупо выглядит, над ним смеются все. Все! Понимаешь?! Одни смеются в лицо, другие за спиной, а третьи про себя. И кто эти третьи, ржущие втихушку, вежливые или трусы, всё равно, потому что они ржут так же, как и остальные.

– А над тобой издевались? – спросила Ника, садясь напротив Наурова и кладя подбородок на ладони.

Науров молчал, сопротивляясь её любопытному, внимательному взгляду своим напряжённым.

– Издевались. – сделала вывод она.

– Нет. – ответил он, – Никогда.

– Тогда скажи, что мне делать, чтобы надо мной не смеялись.

– У тебя ничего не выйдет. У тебя слишком добрый взгляд. Добрая, тихая, доверчивая дурочка, прикатившая из глухомани. В чём ты будешь ходить в школу? В сером сарафанчике, тёплых колготках и старых балетках?

– Я…

– У нас как-то была такая в классе. Носила очки в чёрной оправе – хвала, у тебя очков нет! – и вечно с косой и зализанными волосами! И серые кофточки! Постоянно серые кофточки! У неё весь гардероб состоял из серых кофточек! Над ней все девочки смеялись. Как же я её ненавидел!

– Почему ненавидел?

– А почему она не могла надеть что-то другое? Впрочем, не помогло бы. Она и внутри такая же – серая изгойка, нарывающаяся на издёвки.

– Ты думаешь, надо мной тоже будут смеяться в любом случае?

Юрка пожал плечами.

– Если это весь твой гардероб – то да.

Ника сконфуженно посмотрела в ту сторону, куда кивнул головой мальчик. В коридоре на нескольких табуретках была разложена её одежда. Мама не интересовалась тем, что носит Ника – покупать одежду дорого – а Ника сама никогда не просила у неё.

– Хочешь – можешь взять у меня денег взаймы, когда приедем в Голубые Города, и купить хоть что-то на первое время, – насмешливо посмотрел Юра на девочку.

– Ты серьёзно?

– Про взаймы? Ну да. Я часто другим взаймы даю.

– Как же я тебе отдам потом?

– А тебе на Новый год не подарят деньги?

Ника отрицательно покачала головой.

– По сколько тебе дают на расходы?

– Мне не дают. – смущённо пробормотала Ника, – Мама сама покупает, что надо.