До утра оставалось совсем немного, когда он поборол свои стремления и заставил себя лечь, чтобы вздремнуть час или два. От беспокойного сна его пробудил стук колес повозки, остановившейся, похоже, прямо под его окнами. Потом послышались нетерпеливые шаги – сперва на лестнице, потом они приблизились к его двери. В следующий момент Эверетт Вестер, вырываясь из объятий кучера, который довел его досюда, просунул голову в комнату, бормоча что-то, как пьяный.

– Прошу прощения, сэр, – сказал кучер, – снимая шляпу перед Арнольдом, – но он дал мне только этот адрес, и я подумал, что это его дом.

– Все в порядке, – ответил Арнольд, огромным усилием воли стараясь сохранить спокойствие. – Этот дом принадлежит ему, и вы можете войти.

– Но он не уплатил мне, сэр.

Тут Эверетт, с трудом сидевший на кровати, бросил к ногам кучера полный бумажник и велел тому убираться.

Арнольд поднял бумажник и, уплатив кучеру, вернул его владельцу, который тут же выбросил его в открытое окно. Потом он разразился рыданиями, сопровождаемыми обвинениями в адрес его друзей.

Успокоив его, Арнольд заставил пьяного принять сильное успокоительное, и в следующий момент с удовольствием увидел, как тот повалился на кровать, погрузившись в глубокий сон. Следующий час он просидел, глядя на красное, отупевшее от пьянства лицо, слушая его неровное дыхание.

И это был тот, кому единственная в мире женщина должна быть отдана на всю жизнь всего через несколько часов! Мог ли он стоять и спокойно смотреть на это жертвоприношение? Нет, не мог, и даже пытаться не мог.

Приняв такое решение, Арнольд поднялся, торопливо уложил сумку для путешествий и оставил записку, что уходит и не вернется до вечера этого дня. Ее он приколол снаружи к двери, которую запер и положил ключ в свой карман. Потом он вышел из дома, как раз в тот момент, когда первые серые проблески появились на восточной части небосклона.

Несколько часов спустя нареченная невеста и группа приглашенных гостей удивлялись и все более беспокоились отсутствию жениха. Дома его не было, и никто не видел его со вчерашнего дня. Кроме того, его шафер тоже не появился. Посыльный, отправленный в комнату последнего, вернулся с запиской, написанной хорошо всем знакомым почерком Арнольда Найтона и датированной этим днем, которую наше приколотой к стене.

Назначенный для бракосочетания час давно прошел, пароход, на котором новобрачные должны были отправится в свадебное путешествие, отчалил без них, гости, перешептываясь, постепенно разошлись, нареченная, расстроенная до последней степени, отложив свадебное платье, сидела у окна, прислушиваясь к разговорам родителей, которые должны были сразу уехать в свой дом на западе. Внезапно ее внимание привлекла фигура в проезжавшей мимо повозке. Это был мужчина, без шляпы и в помятом вечернем костюме, который поднял к ней измученное лицо, проезжая мимо. На мгновение их глаза встретились; потом он исчез.

– Хорошо, мама, я поеду с вами, – сказала девушка, отвернувшись от окна, и следующий поезд на запад навсегда увез ее.

Глава

II

Совет на «техасской» палубе

Маленький пароходик, толкаемый кормовым колесом, тяжело продвигался против бурного течения верхней Миссури, когда три человека серьезно что-то обсуждали в лоцманской рубке на «Техасской» палубе. Это суденышко сильно отличалось от тех больших, ярко изукрашенных судов, перевозящих по Миссури пассажиров и почту, могущих взять на борт целый склад груза и проделать двести миль за день против сильного течения. Он так сильно отличался от всех них, что на нем не было ничего, предназначенного для пассажиров, он не перевозил ни почту, ни грузов под заказ – ничего такого на нем не было, хотя он был нагружен гораздо более ценным грузом, содержавшимся в бочонках и ящиках. Капитан пароходика, бывший и его владельцем, называл себя мехоторговцем и по сути им и был, но принадлежал он к низшему их слою, тем, кто старается избегать правительственных постов и агентств, вкруг которых крутится большая часть торговли с индейцами на северо-западе, и посещал только отдаленные лагеря как белых, так и индейцев, лагеря лесорубов и тому подобные места, где ни один чиновничий глаз не мог видеть его махинаций. Он торговал виски и имел дело только с этим товаром, который правительственный указ запрещал продавать своим краснокожим подопечным.