Отрицательно верчу головой, но что-то подсказывает мне, что это связано с болью…
— Средневековое телесное наказание в виде побивания твёрдым предметом — палками или дубинками по спине, ягодицам или… подошвам ног, — проводит дубинкой по моей стопе.
Напрягаю челюсть до боли в скулах. Смотрю на Ваху, в глазах которого снова гаснет все человеческое. Закрываю глаза, но потом резко открываю. Не хочу дарить ему свою слабость и отчаяние. Может я буду кричать, но это не значит, что я буду слабой.
— Точно не хочешь мне ничего сказать? — спрашивает с некой грустью Ваха. Мне даже, кажется, что ему действительно не доставляет удовольствие пытать меня. Но эта мысль быстро улетучивается когда я не отвечаю на его вопрос.
11. Глава 11. Ваха
Смотрю на Вику, проглатывая злость которая так и норовит вырваться наружу. Нельзя поддаваться эмоциям. Стараюсь не смотреть в глаза Рыжуле, но шея сама тянет поднять голову. Еще и эта ее наигранная храбрость, которой меньше грамма, но смотрит. Пытается гипнотизировать меня своими ведьмиными глазюками.
Открываю рот предложить ей последний шанс, который уже был последним три раза, но решаю не делать этого. Хватит…
Замахиваюсь дубинкой, попадаю прямо посередине стопы. Стараюсь не задумываться, сразу замахиваюсь второй раз. Рыжуля молодец, первые два удара молчит, лишь дергается и шипит как кошка. Но третий приходиться на пятку и сильнее двух предыдущих.
— Ай! — выкрикивает, и руками пытается пошевелить. Напрягается, чем делает только хуже. Синяки ей обеспечены.
Запрещаю себе хоть что-то чувствовать в этот момент. Просто бью опять, и опять…
— Ненавижу, — хныкает Вика, после еще трех ударов.
Поднимаю на нее печальный взгляд, сжимаю рукоять дубинки до неприятного скрежета. Давно я не видел такого. Давно? Никогда… никогда я не причинял боль девушкам, если они этого не просили. Никогда не переходил тонкую грань между насилием и темой. А, она пиздец какая тонкая.
Тянуть рукой в мокрой от слез щеке Вики. Отворачивает голову, но я все равно стираю мокроту с ее раскрасневшейся кожи. Губы и подбородок дрожат. Не хочет показаться слабой… глупая.
Меня самого мутит от происходящего. Нет в этом ничего возбуждающего или трепетного. Это, блять, неправильно. Это ужасно и так быть не должно. С чего я решил, что смогу пытать ее? Наивно полагал, что спокойно перережу глотку незнакомому мне человеку. Даже ее поступок не кажется мне достойным смерти.
— Ты можешь остановить свои страдания, — произношу тихо. Не узнаю свой голос, сиплый, словно я простыл.
Каждая мышца в моем теле напряжена. Стиснув зубы, надеюсь что голос разума подскажет Рыжуле рассказать мне все что я хочу. Но она молчит. Отрицательно вертит головой, лишь скривиться, кусает губы, словно заставляет себя молчать.
Меня ее поведение откровенно бесит. Что, блять, ее заставляет молчать? Швыряю дубинку об стену. Отворачиваюсь от кресла в котором дрожит бледная как привидение Вика. Даже плакать перестает. Вижу краем глаза как пальчик свои в кулаки сжимает. Следит за каждым моим движением. Рот открывает как рыбка. И смотрит напугано.
— Ты думаешь что мне нравиться? — ору с такой силой, что девченка голову в плечи сжимает. — Думаешь, я хочу этого? — рявкаю остервенело.
Рыжуля не шевелиться, даже не моргает, а мне нужно от нее отдача. Хоть слово, хоть гребаный звук!
Подлетаю к креслу, рывком хватаю копну ее рыжих волос и тяну на себя. Тихо пищит, жмуриться от стаха.
— Посмотри на меня, — приказываю, и натягиваю еще сильнее, не получив ответ в туже секунду. — Я сказал, смотри на меня! Глаза на меня! — кричу ей в лицо.