— Я не мазохистка. — Стараюсь выговаривать слова четко и спокойно. — Меня не интересует БДСМ.
— Неужели? — продолжает разговор не поворачиваясь ко мне. Открывает и закрывает дверцы шкафа. Что-то ищет. — А в клубе, что делала?
— Я случайно туда попала, — говорю честно. — Подвернулась возможность. Я ей воспользовалась. Честно, для меня было шоком, когда я попала в тот клуб. Я не знала, что там собираются…
— Извращенцы? — выбивает меня из равновесия Ваха. Не вижу его лица, но он явно улыбается. Весело ему, блять…
— Люди с непростыми интересами, — пытаюсь ответить дипломатично.
— Непростыми интересами? — повторяет мои слова. — Знаешь какие у меня интересы?
Не успеваю ответить. Открываю рот, и замираю как только Ваха разворачивается и смотрит прямо в мои глаза. В руках у него дубинка. Деревянная, средней длинны дубинка. Диаметром явно походит на дилдо…
Наивно пытаюсь свести ноги, боясь самого ужасного. Я отчетливо помню его слова про секс. Ругаю себя за простодушие, как я могла поверить в эту ересь? Он же больной извращенец!
Не могу отвести взгляд. Глаза Вахи словно пламя, такие же прекрасные и опасные. Если долго смотреть, пойдут слезы. И я начинаю ощущать как по щекам катятся слезинки. Шмыгаю носом, и рвано выдыхаю. Пытаюсь вырваться из объятий этих чертовых ремешков, словно могу.
— Ну? — постукивает по ладони дубинкой, и подходит ближе Ваха.
Бесцеремонно вклинивается между моих ног, но не касается. Стоит всего в паре сантиметров от моей промежности, и ехидно улыбается. Кожу жжет там куда попадает его похотливый взгляд. Морщусь словно он уже прикасается ко мне.
— Делать больно? — отвечаю неуверенно и сразу вся сжимаюсь, словно жду удар.
— Нет, Рыжуля, — сладко причмокивает Ваха, явно наслаждаясь моей беспомощностью и своим превосходством, — я делаю приятно. Знаешь сколько женщин мечтает оказаться тут? — обводит дубинкой круг в воздухе, намекая на эту ужасную комнату.
— Не знаю, — отвечаю отстраненно. Отвожу намеренно взгляд, пытаясь успокоить агрессию, которая возникает от его слов.
“Хотят тут быть?! Серьезно?!” — отказываюсь в это верить.
— Хочешь узнать?
— Нет, — отвечаю быстро и без колебаний.
— Уверена? Если будешь хорошо себя вести, я, возможно, замолвлю за тебя словечко…
— Совсем меня за дуру держишь? — срываюсь на крик, не в силах терпеть его ложь.
Они все врут! Все обещают, а потом безбожно врут! Обманывают, и делают из тебя виноватую.
Слышу скрежет собственных зубов. Дергаю головой, игнорируя боль в шее. Во мне ничего нет, кроме ярости и желания перегрызть горло Вахе. Сжимаю кулаки до белых костяшек. Дергаюсь снова и снова.
— Успокоилась? — склоняет голову набок и смотрит без былого веселья. — Ты же делаешь из меня дурака. Молчишь. Пытаешься выглядеть невинной и напуганной жертвой. Вот только проблема в том, — наклоняется ко мне в плотную, почти касаясь моего носа своим, — я не верю ни единому твоему слову, Рыжуль.
— А я твоему, — шиплю ему в лицо.
— Отлично, — отстраняется и делает шаг назад.
Ощущаю как вдоль позвоночника начинает выступать холодный пот. Вжимаюсь в кресло, наблюдая за движениями Вахи. Он больше не смотрит на меня. Его больше интересует моя… стопа.
Проводит кончиками пальцев от большого пальца до пятки. Хмыкает когда я не дергаюсь. Съел, урод? Не боюсь я щекотки! Искажаю губы в победной улыбке, но не на долго.
— Знаешь, если ты думаешь, что мне приятно делать тебе больно, ты ошибаешься, — говорит серьезно, но я не верю ему. Ни единому слову. — Тема — это не насилие. В тематических отношениях все обоюдно…
— Даже боль? — перебиваю его речь.
— Даже боль, — кивает и снова смотрит на меня этим своим чертовым пронзительным взглядом, от которого у меня мурашки по всему телу. — Знаешь что такое бастонада?