Отец, привыкший ко всяческим метаморфозам, задумчиво произнёс: «Это неспроста. Что-то случилось!».

И действительно, «что-то случилось».

Мы только заснули, ещё не увидев первый сон, как в дверь мягко постучал квартирный сосед. Это был очень милый, тихий человек. Вместе с женой-парикмахершей и сыном Гришей он недавно поселился в комнате напротив нашей, которую прежде занимал ответственный работник редакции «Правды», получивший квартиру, естественно, на улице «Правды». Наш новый сосед работал в той же «Правде» шофёром. А его «крупногабаритный» и уже достаточно взрослый сын Гриша в детстве перенёс, бедненький, менингит. И был он приветлив, но слабоват на головку. От своего диспансера Гриша где-то трудился, таская всякие грузы, чему способствовала его недюжинная сила, выраженная в крутых бицепсах.

А, кроме того, он с детской истовостью обожал кино. Постоянно ходил в соседний, через два дома от нашего, кинотеатр «Арс». Когда я его спрашивал: «Как фильм?» – он всегда отвечал: «Наши победили». И я в этом нисколько не сомневался. Может его отец был оттого тих и незаметен, что сын был, во всяком случае, внешне, уж слишком заметен.

По ночам сосед отвозил на аэродром во «Внуково» матрицы «Правды», с которых в областных центрах печатались свежие номера главного газетного рупора страны.

И вот, постучав к нам ранним утром, он просунул в приоткрытую дверь только что отпечатанный номер газеты, сказав: «Почитайте!» И добавил: «Берию арестовали». Мы вскочили, сон как рукой сняло. Стало понятно, после чего мчалась по Арбату кавалькада правительственных авто.

И это был следующий, после внезапного освобождения врачей, «отголосок» начинавшихся перемен.

Позже по Москве гуляла то ли байка, то ли реальная история. А, скорее всего, некая смесь того и другого.

Словом, шёл какой-то правительственный приём в Кремле или на Воробьёвых горах. Между прочим, расположившийся на этих горах «посёлок» руководящих партийных деятелей из каменных дач за высоким каменным забором жители насмешливо называли «Заветы Ильича».

Так вот: во время приёма, утверждала досужая молва, Никита Сергеевич, разгорячённый не только лёгким подпитием, а и присутствием каких-то зарубежных гостей, вдруг принялся рассказывать о том, как на заседании Президиума ЦК проходил арест Берия.

Этот его рассказ в пересказе многих звучал примерно так: мне, говорил Никита Сергеевич, было очевидно, что с Лаврентием надо что-то делать. После смерти Сталина власть «органов», самого Берия над страной, над партией, над всеми нами по-прежнему оставалась практически безграничной. Я посоветовался с Молотовым. Он со мной согласился. Потом с Егором Маленковым. Он тут же спросил: «Что думает Молотов?» – «Он согласен». Егор сказал, что тогда тоже согласен. Поговорил ещё с Жуковым. В этом деле очень могла понадобиться помощь армии. Но вообще особо не распространялись. Лишние языки и лишние уши тут ни к чему.

Были найдены в архивах документы, которые свидетельствовали о причастности Берия к кавказским дашнакам и мусаватистам. После них он и вступил в партию большевиков.

Решили так. В конце ближайшего заседания Президиума ЦК, в «разном», я поставлю перед Лаврентием вопрос, как он мог оказаться в компартии после участия в организациях дашнаков и мусаватистов? В это же время Егор немедленно нажмёт на своём столе кнопку. Сразу войдут офицеры Жукова и арестуют Берия, не дав ему опомниться. А перед этим, по приказу того же Жукова, кремлёвскую охрану из МГБ заменит охрана из верных армейских частей.

Заседание шло к концу, пошло «разное». И тогда я сказал, что хочу в «разном» поставить вопрос о Берии.