Но, чтобы вот так сразу выпустили, как теперь, целую когорту «вчерашних преступников» – подобного никогда прежде не бывало.

Вскоре лишили ордена Ленина и Лидию Тимашук. Правда, спустя какое-то время её, без особой помпы, без всякой шумихи, в общем, большом списке наградили другим, менее громким орденом. Особые заслуги, как говорится, не должны быть забыты!

Через какое-то время июльским вечером я с родителями отправился на спектакль довольно известного самодеятельного театрального коллектива (потом коллектив стал Народным театром) паровозостроителей из подмосковной Коломны. Руководил самодеятельными артистами друг родителей по их совместному до войны Московскому Современному театру (был в то время такой) Абрам Самойлович Лавут.

Спектакль по знаменитой пьесе Вс. Иванова «Бронепоезд 14–69» показывался на основной сцене МХАТа в проезде Художественного театра. Шёл спектакль неторопливо и закончился далеко за полночь. Мы вышли из театра. Над нами сияла необыкновенно тёплая, звёздная ночь. Она тут же настроила на обсуждение того, что все тогда обсуждали – политические новости. Правда, новостей-то особых не было. Но по-прежнему продолжало будоражить предчувствие необыкновенных грядущих перемен. Лавут высказывался в том смысле, что вот умер Хозяин, но хотелось бы понять, кто теперь. Хрущёв? Его поставили во главе партии. «Но, – говорил Абрам Самойлович в духе Петербургской актрисы Шуберт, – как-то не солидно после такого-то “колосса”.

Потому хотелось бы знать: кто?»

Вразумительного ответа ни у моих родителей, ни, тем более, у меня не имелось, хотя обсуждать животрепещущий вопрос можно было, тасуя варианты, бесконечно. Разошлись, когда уже забрезжил рассвет. Чёрная ночь стала синеть, а потом и белеть. Метро уже давно закрылось. Троллейбусы не ходили.

От проезда Художественного театра мы шли домой на Арбат пешком – мимо Кремля, мимо Манежа, мимо университета, мимо здания «Военторга» и Морозовского, в «мавританском духе», особняка на улице Калинина. А от угла ресторана «Прага», с его на втором этаже кинотеатром «Наука и знание», свернули на свою улицу.

Наш дом с бывшей дедовской квартирой располагался недалеко от Смоленской площади с огромным, на углу площади, гастрономом. Одним боком дом выходил на Арбат, другим на улицу Веснина, ныне Денежный переулок, как он и назывался до революции. На углу дома помещалась «Аптека». Наш подъезд был первым с переулка прямо перед глубокой аркой, ведущей во двор. Мы уже подходили к дому.

И в это мгновение мимо нас на огромной скорости по пустынной улице промчалась, скрежеща моторами, одна за другой длинная кавалькада правительственных лимузинов. Они шли от Кремля в сторону Кунцевских дач.

В принципе, ничего удивительного в этом не было. Арбат был «правительственной трассой», по которой днём, не взирая на светофоры, запретительные знаки и ограничительные полосы, пролетала какая-нибудь машина. Всё движение замирало, ожидая, когда она освободит дорогу. В это же время напружинивались «топтуны», стоявшие по всей улице на примерно равном расстоянии друг от друга. Все они были одеты в одинаковые пальто и имели одинаково стёртые выражения лиц. В остальное время, когда не было «правительственных проездов», они исподлобья наблюдали за порядком и, если иной пьянчужка начинал слишком дебоширить, они в какой-нибудь подворотне стремительно приводили его в чувство.

Но обычно все «верховные» лимузины пролетали по Арбату днём. И не очень часто. А тут – то ли в слишком уже поздний час, то ли в слишком ещё ранний. Да к тому же в таком количестве!