Они подбежали к ядру. Чёрная дыра пульсировала, вытягивая из них силы. Жёнол поднял кисть, но Тайлер остановил его:

– Нельзя уничтожить это силой. Ты должен…

– Принять, да? – Жёнол усмехнулся. – Слышал уже.

Он шагнул вперёд и коснулся ядра. Вместо удара его охватила волна образов:

– Мальчик, прячущий слёзы за клоунской маской.

– Подросток, взрывающий школьный проект, чтобы скрыть страх провала.

– Взрослый, который смеётся громче всех, чтобы заглушить тишину.

– Да, это я, – прошептал Жёнол. – И да, это больно. Но… – он сжал ядро, и чёрный цвет начал отслаиваться, открывая жёлтое сияние. – Это тоже я.

Нокс взревел, вихрь начал схлопываться. Тайлер схватил Жёнола, рисуя портал:

– Теперь!

Они прыгнули в сияющую щель, а ядро взорвалось, рассыпав вихрь в пыль.

Жёнол стоит на коленях в галерее, его руки дрожат, но в глазах – незнакомый блеск.

Тайлер роняет кисть, её щетина наполовину почернела.

На стене галереи появляется новая картина: Жёнол, разрывающий чёрную дыру изнутри, а вокруг – вспышки жёлтого света. В углу картины была неизвестная подпись.

Вихрь, разорванный взрывом ядра, собрался вновь – но теперь это был не хаос, а чёткий механизм, словно Нокс, разозлённый вмешательством, перешёл от игры к систематическому уничтожению. Воздух звенел, как натянутая струна, а зеркала, вместо бесформенных осколков, выстроились в коридоры, ведущие в бесконечность. Каждая стена отражала Жёнола, но не того, что стоял рядом с Тайлером, а его страх – молчаливого, невидимого, ненужного.

– Он учится, – прошептал Тайлер, разглядывая геометрически идеальные линии стен. – Раньше его атаки были хаотичны. Теперь это… алгоритм.

– Значит, ботаник ему подсказывает?

– Нет. Это Нокс копирует его логику, – Тайлер провёл кистью по стене, пытаясь переписать код, но краски скатывались, как вода с стекла. – Он использует мои же методы против нас.

– Отлично! – Жёнол выхватил кисть из его рук. – Значит, надо сломать шаблон!

Он мазнул жёлтой краской по экрану. Вместо цифр появилась карикатура: Зерал в виде робота, а Нокс – воробей, клюющий его микросхемы. Стена дрогнула, и коридор изменил направление, свернув в спираль.

– Ты… гений, – Тайлер едва успевал за ним.

– Я знаю. – Жёнол прыгнул на движущуюся платформу из зеркал, которая понесла их вглубь вихря.

Но триумф был недолог. Впереди возникла стена из чёрных кристаллов, каждый из которых отражал сцены из прошлого Жёнола:

– Родители забирают у него смешные костюмы: «Хватит ребячиться!»

– Он рисует на стене подъезда смеющегося клоуна, а утром соседи закрашивают его серой краской.

– Кайрон отчитывает его за взрыв в библиотеке: «Ты всех подставляешь!»

– Не смотри, – Тайлер закрыл ему глаза, но Жёнол отстранился.

– Нет. Если это я, я это приму.

Он подошёл к кристаллу, где его подростковое «я» рыдало в пустой комнате. Кисть в его руке вспыхнула, и жёлтый свет хлынул в отражение. Картина изменилась: подросток встал, стёр слёзы и нарисовал на стене солнце, которое ослепило Нокса, прятавшегося в углу.

– Так лучше, – Жёнол усмехнулся, но голос дрогнул.

Внезапно кристаллы ожили, превратившись в шипы. Один из них вонзился Жёнолу в плечо, и боль, настоящая, пронзила тело.

– Это… не иллюзия? – он схватился за рану, а кровь, странного жёлтого оттенка, капала на зеркальный пол.

– Он научился материализовывать боль, – Тайлер рванул его за собой, рисуя щит. – Твои страхи стали его оружием!

Они бежали, а коридор позади рушился, поглощаемый чёрной дырой. Перед ними возникла дверь – точная копия входа в галерею, но перевёрнутая.

– Ловушка, – предупредил Тайлер, но Жёнол уже толкал дверь.