– Мы найдём способ, – сказал он твёрдо. – Вместе.

Она кивнула, но когда он развернулся, её пальцы сжали розовый медальон на шее – тот самый, что она носила с первого дня в Призме. В его сердцевине, едва заметная, пульсировала чёрная точка.

Призма замерла, будто затаив дыхание. Глёз стоял на краю трещины, оставленной Ноксом. Внизу клубилась тьма, шепчущая голосами, которые он знал слишком хорошо:

«Зачем ты здесь?»

«Ты только плачешь, пока другие сражаются».

«Они пожалели, что взяли тебя…»

Роза лежала в нескольких шагах, её розовый свет едва теплился. Нокс, спрятавшийся в трещине, шипел:

– Спаси её, если сможешь. Но ты же знаешь – утонешь первым.

Глёз сжал голубой кристалл. Он дрожал, но не от страха. От ярости. От боли. От тысяч раз услышанных слов, которые теперь звучали его голосом.

– Ты… не получишь её, – прошептал он, и кристалл ответил волной тепла.

Глёз провалился в память.

Он снова был ребёнком. Сидел на полу в ванной, прижав колени к груди, пока за дверью гремели родительские голоса. В руках – мокрый листок с рисунком: море, корабль, солнце. Отец вчера бросил его в мусорку: «Хватит заниматься ерундой!»

– Ты так и останешься здесь, – сказал Нокс, приняв облик отца. – Слабый. Никому не нужный.

Глёз поднял глаза. Вместо слёз в них горел синий огонь.

– Я не слабый. Я.… другой.

Он разорвал рисунок. Но не от отчаяния – от освобождения. Бумага превратилась в стаю чаек, которые взмыли вверх, разбивая потолок ванной. Вода хлынула из крана, смывая стены, унося Нокса-отца в водоворот.

Глёз вернулся в реальность и шагнул в трещину перед ним. Тьма обожгла кожу, но кристалл в его руке засветился ярче. Внизу, в ядре страха, пульсировал Нокс – чёрный шар с тысячью глаз.

– Ты осмелился? – заревел он. – Я съем твою душу!

– Попробуй, – Глёз разжал ладонь.

Кристалл взорвался голубым сиянием. Вместо того чтобы бить в Нокса, свет обнял тьму, как океан обнимает шторм. Стены трещины задрожали, отражая воспоминания:

– Глёз, прикрывающий Жёнола от обрушившейся колонны в музее.

– Его слёзы, заставившие Кайрона остановиться перед роковым шагом.

– Тихий разговор с Ситом, после которого тот даже улыбнулся.

– Что ты делаешь?! – Нокс забился, его глаза лопались, как пузыри.

– Ты говорил, я только плачу, – Глёз шёл вперёд, и с каждым шагом трещина затягивалась. – Но слёзы – не слабость. Они… правда. А правда разрушает ложь.

Нокс взвыл, сжимаясь в комок. Глёз наклонился, подняв чёрный осколок – последний след тени.

– Я не боюсь быть собой. Даже если это значит – плакать.

Призма вздохнула, трещины на стенах затянулись перламутром. Роза пришла в себя, её шрам потускнел.

– Ты… как? – она коснулась его лица, где высыхали следы слёз.

– Я понял, – он улыбнулся впервые за всё время. – Чтобы победить страх, надо не сражаться, а принять. Дать ему место… но не власть.

Роза рассмеялась, и её смех звенел, как хрустальный колокол:

– Зерал говорил, что это невозможно.

– Зерал не плакал в три часа ночи над разбитой чашкой, – Глёз помог ей подняться.

Нокс исчез, но в воздухе висел его последний шёпот:

– Это не конец…

– Знаю, – Глёз сжал кристалл, теперь сиявший, как полярная звезда. – Но теперь я знаю, где брать свет.

В комнате Глёза появилось окно. За ним плескалось море – настоящее, без тени страха. Роза, глядя на волны, незаметно коснулась медальона. Чёрная точка в нём уменьшилась.

– Спасибо, – прошептала она.

– За что?

Роза промолчала.

Они вышли в зал, где их ждали остальные. Даже Сит хмыкнул, увидев кристалл Глёза – теперь не голубой, а глубокого аквамарина, цвета океана после шторма.

Роза решила привести Глёза в библиотеку.