– Репортер должен знать обо всем, что творится в его городе! – кричал на него Иванов. – Не прозевать ни одного сенсационного убийства, ни одного большого пожара, ни одного крушения поезда!

– Да, Федор Константинович! – отвечал Кисловский.

– Не «да, Федор Константинович», а меня интересует подробнейшее описание всех происшествий, которые случились либо даже только могли случиться… А что ты мне пишешь? – редактор схватил со стола свежий номер. – За Дорогомиловской заставой на землях крестьян деревни Фили уже значительное время производится свалка мусора в глубоком овраге… Это не новость!

– Согласен, Федор Константинович!

– А на днях один из тех, кто оставался в том же овраге на ночлег, был завален горой мусора насмерть. Кто этот «один из тех»? Сколько их было всего? Какого размера была гора дерьма, которой их придавило? И какой лопатой их откапывали: шанцевой или штыковой? Если не знаешь, так придумай! В статье не должно оставаться никаких недосказанностей! Стоит вас оставить ненадолго, так сразу: кот из дома – мыши в пляс.

– Исправимся, Федор Константинович!

– И вот еще. Ты пишешь: зрелище оттуда открывалось совершенно жуткое, отвратное и богомерзкое. Значит, ты там был?

– Определенно, был!

– А где тогда фотографические карточки с места происшествия?

– Господа из охранки забрали фотографический аппарат.

– И ты так спокойно мне об этом рассказываешь?

– Можно обратиться в полицию!

– Не фиглярствуй, умник! Ты нас всех под статью подвести хочешь?

– Никак нет, Федор Константинович!

– Тогда помалкивай! Еще хочу подробностей и про откормленных крыс, и про тело несчастного босяка. Поговори с крестьянами, сходи в канцелярию градоначальства, к Кошко, в охранку, куда хочешь. Придумай, наконец!

Редактор настолько утомился ругаться, что аж взмок. Но, промокнув лысину платочком, продолжил:

– Да, и еще… Что там с Двуреченским, тем, из полиции? И с Ратмановым – героем, предотвратившим цареубийство?

– Они пропали, – пожал плечами Кисловский.

– Куда пропали? Как пропали? А ты куда смотрел?! Ты ж подле Ратманова всю дорогу крутился?

– Простите, Федор Константинович, недоглядел!

– А-а-а! – в сердцах махнул рукой редактор. – Иди с глаз моих и без ошеломительных подробностей можешь забыть дорогу в этот кабинет. А еще помылся бы ты, Кисловский! Рожу твою синюшную не могу видеть уже, опять с кем-то подрался? А запах… Будто в дерьме копался, ей-богу!

– Так и есть, Федор Константинович!

– Ах ты ж!!!

На том аудиенция и закончилась. Кисловский побрел к себе, на ходу соображая, чем бы подкрепиться. В отличие от большей части современных ему московитов, предпочитавших начинать день с обеда, Григорий не отказался бы и от завтрака. А учитывая непростую ночь, проведенную в грязном вонючем овраге, так и подавно.

Взгляд репортера упал на рабочий стол, по большей части заваленный никому не нужным хламом. Но и в этой куче встречались отдельные жемчужины. К примеру, досье на Викентия Саввича Двуреченского, который грешным делом и сам поставлял информацию для «Происшествш». Или на Георгия Константиновича Ратманова, официально объявленного Спасителем Царя и Отечества после того, как в мае 1913 года предотвратил покушение на первое лицо во время Романовских торжеств[8]…

Толком и не умывшись, Кисловский уже наворачивал холодные пирожки, запивая их чаем с рогожских плантаций[9], а заодно держал сальными пальцами фотографические портреты Ратманова и Двуреченского. Больше в редакции никого не было. В том числе потому, что никто не хотел находиться рядом с таким, как Гриша.

Сто десять лет спустя в редакции газеты «Саров», что выходит в одноименном закрытом административно-территориальном образовании, половина которого расположена в Нижегородской области, а другая в соседней Мордовии, зазвонил телефон: