– А мы за ними не отправимся? Что-то тут не ладно, – зашипел Муренин.

– Помолчи, не наше дело.

Инга Львовна засуетилась, начала по одной выдёргивать из пачки сигареты и тут же сминать их. Похоже, она не знала, как быть.

– Давай домой. Только сначала молока попей, в нашем холодильнике должно стоять, против отравления. Хотя откуда здесь молоко? Спирта надо. Сейчас быстро разведу.

Она потянула Муренина за рукав халата.

– Эй, ты, смотри, не отключайся. – Это было предпоследнее, что Муренин услышал от Инги Львовны.

– На, выпей и вали, – вроде бы ещё добавила она. – Если сможешь…

Спирт он выпил. Насколько разбавленный, в этой ситуации было всё равно. Бывает, что помогает и кто-то выживает.

Самым элегантным кошмаром был сон, в котором Муренин уверенным оборотнем бежал в сумерках по широкой, ровной осенней аллее, как положено, на четырёх ногах, легко и быстро; он был вепрем, сильным и смелым животным, время от времени хрюкал; скорее всего, от этого звука Роман и проснулся. Проснуться было жаль, ощущения от обёрнутости в другое существо оставались приятными. Обычно просыпаешься и радуешься, что кошмар закончился, ведь страх, даже приснившийся, вреден для здоровья. Но в этот раз Муренин проснулся и сразу выпал в жестокое нездоровье. Во сне он чувствовал себя значительно лучше.

Кроме того, Роман начал припоминать, что превращение в кабана было не единственным, трансформаций в разных животных за бесконечную ночь произошло немало. В каких – уже не вспомнить, ведь часто память не может вместить всего и предлагает только последнее.

Теперь Муренин ощущал себя человеком, то есть, похоже, обернулся в самого себя. Было светло. То ли утро, то ли день. Он лежал на кровати, наполовину разобранной, в своей комнате, в одежде, в которой ходил на работу; рядом валялся скомканный медицинский халат. Муренин сразу узнал его. В этом халате он делал инъекции лабораторным мышам. Как добрался домой – не помнил. Как ехал от станции метро «Ленинский проспект» до метро «Перово», как шёл к станции, а потом от метро, как попал в подъезд и поднимался по лестнице, как отпирал дверь в квартиру – всё это стёрлось из памяти.

«Да. – Его пробил холодный пот. – Дверь, дверь закрыть надо. И где ключи?»

Кроме того, Муренин обнаружил, что правая рука затянута медицинской перчаткой; во время опыта на нём были обе – так положено по инструкции. После всего безумия он правой рукой стянул перчатку с левой, а левой с правой уже не смог, не левша же. Пока лежал, рука в перчатке вспотела. Силиконовая поверхность не пропускает воздух, ощущение такое, будто кисть попала в желудок какого-то мерзкого существа и теперь там переваривается, и это только начало: со временем мерзкий гад затянет человека внутрь целиком. Муренин попытался разорвать полупрозрачный материал, но перчатка только тянулась, оказалась крепкой – именно такой она и должна быть. Наконец сползла. Муренин отшвырнул мокрый комок, но сил на бросок не оказалось, и расстояние получилось небольшим. Скорее всего, перчатка упала на пол, по крайней мере, её не было видно на покрывале.

После борьбы с куском силикона он обессилел и потерял сознание, какое-то время вообще ничего не чувствовал. Потом очнулся, похоже, довольно быстро, потому что было примерно так же светло. В этот раз он приподнялся на локте, усилием воли сдвинулся с места, сполз на пол. Подняться не получалось. Отдышался, привстал. По стенке на полусогнутых ногах двинулся в коридор; всё болело, ломило, голова кружилась.

Входная дверь оказалась закрыта, ключи торчали внутри в замочной скважине. Это хорошо. Муренин постоял, понимание приходило медленно, отставало от зрения. Действительность осознавалась с некоторыми задержками. Подёргал за ручку – входная дверь заперта; случайно задел ключи – они зазвенели. Как хорошо, что ключи с внутренней стороны, а могли бы остаться снаружи. Или он мог потерять их по дороге и теперь лежал бы на лестничной клетке под дверью.