Похоже, Иванова поили. Время от времени ящик открывали, и тогда в промежутках между котёнком и цифрами в ярком свете появлялись люди. Он смутно видел их сквозь приоткрытые веки. Последние два раза они оказались смуглыми и курчавыми, бородатыми, хотя сначала были светлобородыми и белоглазыми. Всё двигалось во времени и пространстве. Всё как обычно, но не совсем.

В какой-то момент тряска прекратилась, и показалось, что потолок стал выше. Появились новые звуки и новые запахи, хотя старые, раздражающие, не исчезли. Исчез рыжий котёнок. Так Иванов его и не погладил. Но, похоже, где-то рядом находились люди. И это не сопровождалось ярким светом, как раньше.

Звуки были другие: будто курлыкали какие-то птицы, будто эти птицы только что поели, успокоились и теперь готовятся ко сну. Иванов почему-то знал: они неопасны. Но вот заскользило по коже – явно человеческие руки, твёрдые пальцы начали ощупывать и разминать. Это что-то новое. Иванов приоткрыл глаз – вот опять, бородатые, да ещё и темнокожие. Хотя, может, показалось из-за сумрака.

Но раньше хоть не трогали.

– Э-э-э, я не по этой части. Ну-ка, руки убрали, – грозно прокричал Иванов. Но, скорее всего, просто подумал. Сил для того, чтобы издавать звуки, не было.

«Это ж надо так упиться», – почему-то пришла следующая мысль. Ведь мысли могут приходить самые разные, в том числе и чужие. Размышление о выпивке, видимо, прибилось от кого-то другого. Или из прошлого: заблудилось в извилинах, вынырнуло и тут же исчезло. Вернулись обычные для последних дней воспоминания о ящике, тряске и потерявшемся теперь уже рыжем котёнке.

– Нет, я давал присягу. – Откуда-то выплыло тяжёлое размышление о долге. Перед мысленным взором появилась напечатанная на серой бумаге краткая инструкция о правилах работы законспирированного агента с грифом в правом верхнем углу. Хотя практикующим разведчиком как таковым он не был, но разных предметов в их специальном учебном заведении давали немало, часто в виде обязательного факультатива. Но мысли опять начали рваться, как далёкие облака на ветру. И вообще не очень понятно, его ли это мысли, если даже не получается вспомнить фамилию. Ну ладно, Иванов, Иванов. И кто тогда вместо него? И опять: где это? Непонятно с самого начала. Котёнок.

Он закатил глаза и мягко погрузился в беспамятство.

Через какое-то время Иванов очнулся и первым делом начал маскировать факт пробуждения. Обычно в тюремной больнице за находящимся в беспамятстве, но могущим очнуться в любое мгновение важным пациентом оставляют круглосуточное наблюдение. Однако сейчас рядом с Ивановым никого не было. Никто не сидел и поодаль, чтобы увидеть, как он откроет глаза, чётко зафиксировать этот момент и надлежащим образом им воспользоваться. Например, без промедления продолжить допрос, не дать больному прийти в себя, помешать сосредоточиться на сочинении ложных ответов. Похоже, сейчас он безразличен окружающим. Это радовало. Хотя какие-то люди находились совсем рядом. Иванов начал прислушиваться и опять отрубился.

Чуть позже совсем близко раздались гогот и гоготание, разбудившие его. Сразу же послышался звук шагов. Так ходят босиком по пыльной дороге. Несколько человек направлялись к нему. Теперь он разглядел: люди были как на фотографии из школьного учебника: три полуголых экваториальных человека, но в руках не было ни копий, ни луков. И они явно пришли его покормить. Тарелка в руках одного из них была из нержавейки, как у туриста. Правда, не было ложки. Что поделаешь, здесь, видимо, не держат ложек для гостей или пленников. А кто он – пока не очень понятно. Да, похоже, его кормят уже не первый раз, хотя он этого не помнит, но просто сам удивился ловкости, с которой начал втягивать в себя тёплую кашицу, прихватывая её из тарелки левой рукой. Правая действовала плохо. Одновременно с этим возвращались воспоминания – а вкусовые воспоминания всегда довольно прочные – это что-то похожее на курицу или рыбу. Но не совсем. По крайней мере, что-то полезное. Надо поправляться, теперь стало понятно: он сильно болен.