Визир говорил тихим голосом, который иногда спускался до свистящего шепота. Риордан слушал его и понимал, что еще ни разу не видел патрона в таком бешенстве. На то была веская причина. Если свита Унбога действительно замешана во всех этих убийствах, значит, принц решил, что Накнийр ему не указ. Это был вызов, на который нельзя не ответить.

Риордан ясно осознавал, что если откажет, то может навсегда утратить расположение визира. В реалиях Овергора это было равносильно самоубийству. Но и сказать «да» он не мог.

– Ваша светлость, я предан вам душой и телом и не раз это доказывал. Вы можете свободно распоряжаться моей жизнью. Если прикажете выйти на Парапет против Фоллса в одиночку, то я пойду туда и даже не поинтересуюсь, зачем это нужно. Но риск – это удел мужчин, а не женщин. Поэтому втягивать Парси в наши дела я не могу. Тем более – обманом.

Визир откинулся на спинку кресла и вздохнул. Ну, вот, это случилось снова. Риордан опять сказал ему «нет». Причем по его же собственной вине. Он иногда забывал, что его протеже – товар штучный и тактика давления с ним не работает. Память вернула Накнийра в ту ночь, когда ликвидировали резидента Крайонского братства, а Риордану было предъявлено обвинение в государственной измене. Этот щенок выглядел смятенным, но не испуганным. Визир прошел в его комнату, понимая, что за его спиной Риордан сжимает в руке спрятанный в кармане кинжал. Накнийр прикинул, что он не станет нападать, пока не выслушает, что же ему предлагают. Тогда он покорил Риордана своей смелостью и логикой. Более того, буквально через час этот щенок настолько опомнился, что посмел давать советы тайной полиции. Одним из этих советов они, кстати, удачно воспользовались.

Когда визир заговорил снова, его интонация смягчилась.

– Кто говорит об обмане? Послушай, Риордан, я сам когда-то был молодым и еще кое-что помню. По части холодного расчета эти девицы обставят любого купчину. Я просто констатирую факт, а не ставлю им это в вину. Красота фрейлин – товар скоропортящийся. Три-четыре года, ну максимум пять лет – и они сходят с дистанции. За такое короткое время им нужно обеспечить себе состояние или устроить свою судьбу иным образом. А все потому, что девушки уже отравлены столичным лоском и снова уехать в родную глушь для них все равно, что похоронить себя заживо. В мои годы фрейлины обожали ювелирные побрякушки. На них по сходному курсу они обменивали свое расположение. У каждой был сундучок с подарками от поклонников, все украшения в котором прошли строгий учет и оценку. А знаешь, откуда у них эта алчность? Все просто. Каждая побрякушка – это кирпичик в фундаменте их будущего благополучия. Вот пришло время и вчерашнему перлу красоты отказывают от двора. Слезы выплаканы, а потом содержимое ее сундучка до последней брошки переходит в собственность какого-нибудь ювелирного дома. А дальше недавняя фрейлина становится обладательницей маленького ателье и преображается в модистку. Что, удивлен? Большинство модисток в Овергоре – бывшие фрейлины. Они вращались в свете, обладают вкусом, поэтому знают толк в нарядах.

Не прерывая рассказа, Накнийр поднялся с места, отпер ключом секретер и принялся рыться в бумагах. Потом достал несколько толстых папок и вернулся в свое кресло.

– Такой вариант карьеры скорее неудача, чем успех. Но и не катастрофа. Катастрофа – это возвращение под отчий кров. Возврат в родные пенаты для них равносилен признанию невостребованности. Знаешь, чтобы избежать подобного клейма, некоторые девушки предпочитают судьбу куртизанок. Так что стать модисткой для них не самое худшее. Следующая ступенька на лестнице успеха – это оказаться в содержанках у какого-нибудь вельможи или его отпрыска. А вершиной счастья, безусловно, считается успешный брак. Девушка получает мужа, а не любовника, у ее детей будет отец, а у нее самой – собственный дом и уверенность в завтрашнем дне. В их силки редко попадаются жертвы с высокими титулами, потому что наверху мало дураков. Умные люди предпочитают соединять состояния и земли, а не дробить их.