Николай не знал, что Софья вновь и вновь прокручивала в голове странный сон, увиденный этой ночью. Причудливый, но пугающе реальный. Под тяжёлым платьем она всё ещё ощущала холодные объятия Александра, в которые рухнула, теряя сознание. Никогда прежде сон не оставлял в её теле столь осязаемый след.

«Но это был всего лишь сон…» – внутренний голос кольнул в самое сердце.

Она проснулась не на полу, где, казалось, упала, а в своей постели, как обычно. Исчезнувшая было кошка весело играла с её волосами, путаясь в локонах. В комнате больше никого не было.

«Естественно, ведь он…» – внутренний голос продолжал свои бессердечные наставления, но даже он не осмелился произнести слово «мертв», когда речь шла об Александре.

Всё это время Софья старательно избегала любых упоминаний смерти, словно суеверная деревенская старуха, будто сама смерть могла её услышать. Будто, избегая слов, её можно было обмануть.

Софья покорно шла рядом с Николаем. Эта прогулка была очередным наказанием, которое она сама взвалила на свои плечи. Но сегодня Николай уже не раздражал её.

Котёнок напомнил ей, каким человеком он был на самом деле. Это воспоминание вызвало новую волну ненависти к себе. Верный Николай не бросил её, несмотря ни на что. А она – взбалмошная, избалованная девчонка – лишь отталкивала его, возвышаясь над ним на пьедестале собственной скорби. Будто она была единственной, кто потерял Александра.

«Он знал его дольше, чем я…» – Софья была поражена, что раньше не осознавала такой очевидной вещи. «Они были вместе задолго до моего приезда к тётушке. Они знали друг друга с рождения. Как братья…»

Сделанное открытие вызвало новую волну грусти, но на этот раз она не была ледяной и пронзающей. Напротив, скорбь разливалась по телу непривычным, почти тёплым ощущением. Ведь теперь она не была в ней одна.

Поддавшись внезапному порыву, Софья прильнула к Николаю и взяла его под руку – точно так же, как в те далёкие, безмятежные времена.

Сердце Николая замерло. Он осекся на полуслове, боясь спугнуть Соню, точно она была диковинным, пугливым зверьком.

Как Соня могла не осознавать этого раньше? Должно быть, горе затмило ей рассудок. Ведь Николай нес в себе частицу Александра – так же, как и она. И вместе они могли сохранить то, что осталось от их дорогого друга. Нет, не просто могли – обязаны были.

А она целый год избегала его, отталкивала, замуровав себя в трауре, точно в склепе.

Когда они свернули в проулок, направляясь к Господской улице, Соня уже было открыла рот, собираясь рассказать Коле о странном сне, но внезапно застыла – перед ними предстала жуткая картина.

Крохотная женщина в простом белом платье прижималась к стене дома, сгорбившись почти пополам и закрывая голову дрожащими руками, в то время как высокий полицейский в черной, блестящей на свету форме обрушивал на нее удары дубинки.

Прохожие сновали туда-сюда, равнодушно отворачиваясь, делая вид, что ничего не происходит. Даже если чей-то взгляд и задерживался на кричащей женщине, в нем не было ни сочувствия, ни возмущения – лишь скука и едва заметное отвращение.

Когда оцепенение отпустило Соню, она рванулась к полицейскому, но Николай уже стоял перед грозной, черной фигурой и, кипя негодованием, выкрикивал что-то прямо в усатое лицо.

От усилия шлем съехал набок, придавая злобному лицу полицейского почти комическое выражение. Он смерил Колю взглядом сверху вниз, мерзко усмехнулся, и в его узких, черных глазах заплясали огоньки злобы.

– Я сейчас и тебя огрею, – почти выплюнул он, прерывая тираду Николая. – А где твой билет, а?

Последнюю реплику он бросил Соне, и её щеки вспыхнули от возмущения. Всё стало предельно ясно – эта несчастная женщина стала жертвой городового из-за отсутствия жёлтого билета.