Серафима растила детей, работала бухгалтером в колхозе. Муж с войны не вернулся – пропал без вести. Медалей, грамот и подарков не счесть, но, кому они нужны? Кто хотя бы на них посмотрит? «Вот и мне – кукиш!»

Всё чаще грустные думки одолевали Серафиму. Она исхудала, да и жизнь вокруг нее тоже исхудала – обезлюдела, внуки жили своей взрослой жизнью и редко в деревню наведывались. В их взрослой жизни для неё уже места не находилось. Соседей почти не стало. Одиночество, к которому она привыкала с уходом на пенсию, теперь с каждым днём все больше её страшило. Раньше с интересом читала газеты, которые два раза в неделю приносила почтальон Тоня; теперь она заглядывает к Серафиме только один раз в месяц, когда приносит пенсию. Про жизнь старинную расспросит, про родственников, поможет по дому и, уходя, долго прощается в дверях.

В дверь постучали. Серафима встала со скамьи, отодвинув шторку, посмотрела во двор. Увидела почтальона Тоню. Обращая на себя внимание, постучала в стекло. Сначала показалась сумка, потом протиснулась в открытую дверь сама Тоня. Она вошла, сняла сумку и поставила её на скамью рядом с Серафимой. Ласково погладила спинку стула, поздоровалась с хозяйкой:

– Как здоровье, тёть Сима?

– Спасибо, дорогая! – ответила Серафима, положив локти на стол, вложила в ладони голову. – Тонечка, сегодня задержись немного, я тебе смертное покажу и наследство.

Тоня отсчитала пенсию, положила перед Серафимой.

– Присядь, дочка! – Серафима встала с места, наклонилась, приговаривая, – Здесь моё смертное, – вытянула картонную коробку из—под лавки, – Хочу, чтобы и вещи моего мужа со мной положили, и эти бумаги.

Тоня засмеялась, чтобы важная тема для Серафимы не стала главной для всего её рабочего дня.

– Это – всё Ваше наследство!?

– Нет, милая, главное наследство останется на этом свете, – она развела руками, оглядывая всё вокруг.

– Но ведь это наследство не Ваше! – вскрикнула Тоня и не услышала своего голоса.

– Кто такая? Чего мелешь?

– Этот дом строили мои деды, ваши родители жили в соседней Пугайке – там ваши корни!

Тоню прорвало давно копившееся возмущение:

– Ваш отец подвязался работать охранником в Кулойлаг. Там вы и познакомились с главным ветеринаром Разумцевым из Москвы.

Лицо Серафимы было бесстрастным. Серафима молчала, пытаясь понять: шутит Тоня или нет. С просьбой – перечитать письма, документы она часто обращалась к Тоне, рассказывала о своей довоенной счастливой жизни.

– Вы приезжали в Пугайку с этим Разумцевым не один раз. Наверное, тогда и приглядели дом моего деда. Почему—то именно моего деда первым раскулачили, потом – остальных. Деревня—то была самая красивая. Здесь жили самые настоящие крестьяне. Точно, по доносу все вдруг стали кулаками. В каком году этот дом стал вашим?

Серафима сняла руки со стола, сразу всё стало чужим.

– Уходи! – встала, показывая Тоне на дверь.

– Сами додумаете или помочь душу облегчить?

Тоня, садясь на велосипед, все время поправляла сумку, корила себя, что не попрощалась. «Как поведет себя Серафима при новой их встрече? Как выдержит это разоблачение? Правильно ли сделала?» Сказала себе: «Долги должны возвращаться!», успокоилась и покатила к другому дому.

Серафима взяла со стола газету, завернула в нее выбранные из коробки бумаги. Долго стояла, размышляя, куда бы спрятать. «Зачем прятать? Ведь в той – новой жизни неизвестно кто станет Хозяином». Развернула газету, нашла диплом мужа, свернула на манер конверта, вложила в карман мужнего пиджака довоенного кроя, снова уложила в коробку со смертным. Долго ходила по дому – искала что—то. Не найдя, пришла к лавке, задвинула коробку подальше от дверей.